Цветообозначение всегда наделено символическим потенциалом, вербальный аспект цвета сам по себе в произведениях поэтического и прозаического искусства превращается в результате концептуализации в символ, что происходит, однако, при соблюдении некоторых условий соответствующего типа рецепции в конкретном лингвокультурном сообществе. «Безусловно, что не всякий концепт является структурной схемой значения лексемы. Многие концепты вербализируются только в сложных синтаксических выражениях или вообще не вербализируются. Это также значит, что не для каждой категории существует вербальное обозначение, иногда они понимаются имманентно на уровне ноэматической рефлексии, не воспринимаясь, а как бы намекая на себя» [1, с. 183]. В настоящее время этноспецифическое толкование символики цветообозначений базируется на исследованиях психических и психолингвистических, однако учет вертикального контекста в виде мифотворческих, религиозных и культурных факторов, дополняемых анализом константы общекультурных фоновых знаний является, обязательным для детального описания цветосемантики в аспекте толерантности. Константы субъективного восприятия и вариативность этнокультурных символических смыслов выражаются в полисемантизме вербализаторов цветообозначения. «В основу номинации цвета положено множество принципов денотативного именования, основной из них - это прагматическая доминанта в различении того или иного цвета, или же ядра/периферии цветового/светового поля, а также частота и наличие того или иного участка спектра в объективной реальности» [2].
Оценивая наличие этнокультурной составляющей в семантике цветообозначения как одного из эффективных способов вербализации толерантного начала в коммуникативном акте, исследователи придерживаются двух противоположных точек зрения - доминирование христианского начала в выражении толерантного отношения к «чужому», «темному» и противоположное - мифологическое, фольклорное начало восприятия символичности оппозиции «света и тьмы». Но нам более уместным представляется сочетание языческих и христианских мотивов и идеологии в языковой репрезентации этноспецифического начала.
Дохристианская традиция оказала существенное влияние на восприятие понятия о толерантности в сравниваемых лингвокультурах, причем древнее восприятие цвето-световой гаммы имеет общие корни в сходных племенных верованиях как англо-саксов, так и славян - вне зависимости от различного пантеона (по крайней мере, мифологического ономастикона) общие мотивы одинаково рассматривают функциональную специфику тех или иных событий реальной действительности. В этом убеждают корреляции семантических связей лексем цветообозначения в кеннингах и перефразированых эвфемизмах, например hvíti áss «белый асс»:
Heimdallr heitir einn, hann er kallaðr hvíti áss, hann er mikill ok heilagr. (Heimdallargaldr)
Хеймдалль - сын Одина, белый ас, он велик и священен. (Заклинание Хеймдалля)
В данном примере лексемы hvíti и heilagr показывают, что в белом цвете уже в древний период развития германских языков усматриваются узловые компоненты приятия и эмпатии, даже само слово heilagr «священный» этимологически сводится к понятию heil «свет», сохранившееся во всех германских языках (нем. hell, heilig).
В славянских лингвокультурах лексема «красота» безусловно связана с понятиями «огонь», «свет» и этимологически восходит к корню «крес» что собственно сохраняется в современном русском языке в лексемах «высекать» (огонь), «воскресать» [4, с. 111-113]. Данный факт связан в мифологии с солнечным светом, принимающим и обволакивающим все под ним - ключевое начало для поля толерантности - все, что воспринимает взор при свете, принимает человек в своем мировидении. Часть мира «воспринимаемого» называется СВЕТОМ или же day - как вся жизнь человека.
В обеих лингвокультурных традициях адъективные обозначения «светлого» в символике, как правило, употребляется в отношении чего-либо прекрасного, возвышенного и величественного, того, что принимается всеми членами языкового сообщества:
англ. white - белый цвет; белизна; чистота; непорочность.
англ. light - светило; светоч.
А сочетание свето-цветовых обозначений предстает как высшая степень приятия в аспекте антропологической деятельности, например: англ. white light - объективное освещение (событий).
Светлые и теплые тона в качестве интенсификаторов гармонизации коммуникации обладают в сравниваемых лингвокультурах способностью управлять жизнью человека, прагматически влиять на него, вызывая в восприятии лучшие чувства, настраивать на нужный лад. Световые предсказания в древних лингвокультурах играют важнейшую роль во всех аспектах человеческой жизни (затмения и радуга, лунная дорожка и блеск драгоценных камней). В этом плане «целесообразным представляется выделение ассоциативного поля, или ассоциативно-семантического поля, которое формирует логико-понятийный образ, например, концепт» [5, c. 65], для придания наибольшей важности какому-либо цветообозначению в рамках когнитивно-валерной системы лингвокультурного сообщества в целом.
В оппозиции свету и теплым тонам стоит тьма, которая несет в сравниваемых лингвокультурах негативную окраску неприятия, противопоставления всему МИРУ как СВЕТУ - вызывает страх, является символом горя, угрозы и наказания, разрушая гармоничные коммуникативные акты и рождая компоненты нетерпимости в межкультурном общении. С данными оттенками соотносится все потустороннее и неприемлемое для человека, например:
англ. dark - темнота; тьма; ночь; тень; неведение; невежество; нечистый; мрачный; угрюмый; печальный; безнадёжный; неясный; непонятный.
англ. black - чёрный; тёмный; грязный (о руках, белье); мрачный; унылый; безнадёжный; зловещий; злой; сердитый; дурной.
То же можно отнести и к холодным тонам «синий», «зеленый» и т. д., которые в своих метафорических и ассоциативных значениях репрезентируют глубинное содержание неприемлемого в лингвокультурном сообществе:
англ. blue - синий; синь; хандра; вульгарный; двусмысленный; печальный; непристойная шутка; оскорбительный; пошлый;
англ. to green - обманывать; мистифицировать; дурить; разыгрывать.
англ. green - бледный; болезненный; алчный; жадный; завистливый; незаживающий (о ране); нездоровый;
Хотя, как мы и упоминали выше, многозначность и некоторая амбивалентность в рамках исторического формирования системы свето- и цвето-номинации предлагают реципиенту богатую палитру компонентов гармонизации и приемлемости того или иного семантического компонента при использовании данных цветообозначений в рамках коммуникативного акта, например:
англ. green - молодость; сила.
Достаточно часто отмечается, что как англо-саксонская, так и славянская лингвокультура признают корреляцию белого и черного цвета как света и тьмы, но в силу многомерности символических единиц, в различных литературных произведениях встречается множество эстетически и этически маркированных словосочетаний, вербализирующих, казалось бы, отличные от базового ядерного компонента в поле толерантности периферийные компоненты смысла, как это наблюдается в примере, реализующем глубинное содержание важности и главенства чего-либо: англ. black - авансцена, или же поощрительное, полное признания: black belt - профи, дока, специалист, ас.
В славянской лингвокультуре межкультурная толерантность тоже проявляется в некоторых древних летописных текстах, например, в словосочетании «черное молоко» - кумыс как знак одобрения и проявления толерантного отношения к культуре, как со стороны славян, так и со стороны татар, во время ига: «Пьешь ты черное молоко, наше питье, кобылий кумыс? - До сих пор я не пил. А сейчас ты велишь - я пью. - Ты уже наш же. Пей наше питье» [3, с. 253]. Но и другие обертона различимы в данном отрывке, ведь это не только приятие и терпимость, но и обозначение чужого, отличного от собственной концептуально-валерной системы славянской лингвокультуры, здесь и проявляется цветовая дифференциация и выход на древнейшую оппозицию «свой - чужой». Но несмотря на это, ономастические колоративы могут не нести никакой эстетической или эмоциональной компоненты, лишь подчеркивая некоторые характерные признаки того или иного географического объекта, народа, человека и т.п. В этом случае этноспецифическая составляющая семантики проявляет себя лишь в когнитивном аспекте, но не может трактоваться как составляющая поля толерантности или неприятия, как, например, славянское название племен Дешт-и-Кыпчак - половцы. Здесь прослеживаются только семантико-ассоциативные характеристики цвета кожи от «полова» - отбросы, мякина. Примерно ту же ситуацию мы наблюдаем в случае с английским black как вербализацией вполне приемлемого именования чернокожих, в отличие от заимствованных nigger, sambo.
Целый ряд цветообозначений, имеющих частотное употребление в повседневной коммуникации, несут глубинное денотативное значение: cherry-colo, magenta, citrine, как и их русские эквиваленты: вишневый, малиновый, лимонный и т.п.. Следует отметить, что восприятие данных вербализаторов цвета связано с универсальной, как в случае с cherry-colo, citrine, вишневый, лимонный, так и с этнокультурной спецификой восприятия определенных предметов окружающей действительности: magenta, малиновый. Подобные цветообозначения могут нести кроме этноспецифической компоненты смысла некий подтекст поля гармоничности/конфликтности только при задействовании ближайшего горизонтального контекста и введении субъективного авторского начала.
Другие же предметно-денотативные именования цвета, такие как золотой и серебряный, gold, silver, отягощены глубинным общечеловеческим символизмом, а потому вполне входят в ассоциативное поле, очерчиваемое ядерным компонентом толерантности, но ввиду задействования в них большей частью глубинных антропологических смыслов, этнокультурный компонент в них нивелируется. Это легко проследить в различных фразеологических единствах:
Слово - серебро, а молчание - золото!
Talk is silver, silence is golden.
Большинство рассмотренных нами случаев использования «цветописи» демонстрируют достаточно обширный ряд языковых средств вербализации этнокультурной составляющей толерантности/неприятия, что свидетельствует о глубоко разработанной, с определенными обертонами смыслов, иерархической системе. Практически неограниченные возможности количественной и семантической ассоциации в образах колористической системы, её метафорическая и метонимическая многозначность обусловливается особым характером фиксации действительности в рамках этой системы. Роль данных единиц в раскрытии семантики конфликтогенного или гармонизирующего начала видится нам чрезвычайно важной.
Несмотря на тот факт, что цвето-световая палитра имеет в речи большей частью прикладное значение, как в древних, так и в современных текстах этнокультурные и универсальные компоненты ассоциативного поля толерантности представлены достаточно широко. Необходимость применения семантического и этимолого-культурологического анализа лексических единиц с компонентой цветообозначения для их распознавания - одна из актуальных проблем психолингвистики, а сочетание её с современными исследованиями в области межкультурной коммуникации обогащает новыми нюансами компаративный анализ подобных вербализаторов.
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ. «Толерантность как компетентностная составляющая коммуникативно гибкой языковой личности в условиях поликультурного Северо-Кавказского региона», проект № 15-04-00126
Рецензенты:
Серебрякова С.В., д.фил.н., профессор, заведующая кафедры теории и практики перевода Гуманитарного института ФГАОУ ВПО «Северо-Кавказский федеральный университет», г. Ставрополь;
Гусаренко С.В., д.фил.н., профессор, декан факультета филологии, журналистики и межкультурной коммуникации Гуманитарного института ФГАОУ ВПО «Северо-Кавказский федеральный университет», г. Ставрополь.
Библиографическая ссылка
Величко А.А. ЦВЕТ КАК ЭТНОКУЛЬТУРНАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ ТОЛЕРАНТНОСТИ (ПРОБЛЕМА ТОЛЕРАНТНОСТИ В АСПЕКТЕ ЦВЕТОВОСПРИЯТИЯ) // Современные проблемы науки и образования. – 2015. – № 1-1. ;URL: https://science-education.ru/ru/article/view?id=19546 (дата обращения: 26.04.2024).