Сетевое издание
Современные проблемы науки и образования
ISSN 2070-7428
"Перечень" ВАК
ИФ РИНЦ = 1,006

О ЯВЛЕНИИ СУБСТАНТИВАЦИИ ПРИЛАГАТЕЛЬНЫХ И ПРИЧАСТИЙ В ОСЕТИНСКОМ ЯЗЫКЕ

Дзодзикова З.Б. 1 Качмазова Е.С. 1
1 ФГБОУ ВПО «Северо-Осетинский государственный университет имени К.Л. Хетагурова»
В статье рассматривается малоисследованный вопрос осетинской морфологии – дифференциация именных частей речи, а именно прилагательных и существительных. Авторы статьи, опираясь на материал «Историко-этимологического словаря осетинского языка» В.И. Абаева, выделили группу прилагательных и причастий, подвергшихся со временем языковой субстантивации. В работе оспаривается имеющееся в осетиноведческой литературе утверждение о том, что при опущении существительного предшествующее ему прилагательное, не меняя свой частеречный статус, начинает склоняться. В работе опровергается данное суждение и выдвигается мнение, что подобные случаи демонстрируют контекстуальную (речевую) субстантивацию. В исследовании авторами обращается особое внимание на остроту указанной проблемы и определяется тем самым ее бесспорная актуальность. Изложение природы субстантивации прилагательных и причастий в современном осетинском языке нашло свое отражение в данной работе.
частеречный статус
контекст
языковая субстантивация
словосочетание
причастие
прилагательное
существительное
именные части речи
субстантивация
1. Абаев В.И. Грамматический очерк осетинского языка / Приложение к «Осетинско-русскому словарю». Орджоникидзе, 1970.
2. Абаев В.И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. Т. 1–4. М.-Л.: Наука, 1958–1989.
3. Багаев Н.К. Современный осетинский язык. Ч. I (Фонетика и морфология). Орджоникидзе, 1965.
4. Грамматика осетинского языка / Под ред. Г.С. Ахвледиани. Т. 1 (Фонетика и морфология). Орджоникидзе, 1963.
5. Дзодзикова З.Б., Кунавин Б.В. Вопрос разграничения существительных и прилагательных в современном осетинском языке в сопоставлении с русским // Вестник СОГУ. 2012. — № 1.
6. Качмазова Е.С. Образ причастия в иранистике (на примере осетинского языкознания) // Вестник ПГЛУ. 2012. — № 2. — С. 43–46.
7. Кочиев Бидзина. Ирон æвзаджы грамматикæ. Цхинвал, 1930.
8. Русская грамматика АН СССР. 1 т. М.: Наука, 1982.
9. Шёгрен А.Ф. Осетинская грамматика с кратким словарем осетинско-российским и российско-осетинским. Ч. 1. СПб.: Типография Императорской Академии наук, 1844.

Развитие языка предполагает изменения лексического и морфологического характера определенных частей речи. В частности, может происходить субстантивация прилагательных и причастий.

В осетиноведении явление субстантивации не подвергалось еще комплексному исследованию, но оно было затронуто в связи с рассмотрением проблемы разграничения именных частей речи [5] и вопроса исторического развития причастий [6]. При исследовании первого вопроса выяснилось, что субстантивация прилагательных представлена в осетинском языке в двух видах, одним из которых является языковая субстантивация, т.е. не связанный с контекстом переход слова в группу существительных. Материал «Историко-этимологического словаря осетинского языка» В.И. Абаева позволяет сделать вывод о том, что в процессе развития языка субстантивации подверглась целая группа прилагательных, к которым относятся такие слова, как: фидар - крепкий, крепость; маст - горький, неприятность, переживание; зæронд - старый, старость; хистæр - старший (по возрасту); кæстæр - младший (по возрасту) и т.д. [1]. Данный вид субстантивации следует называть полным, языковым. Заслуживает внимания еще одно явление, касающееся существительных и прилагательных. Авторы действующих осетинских грамматик пишут, что в осетинском языке при опущении существительного прилагательное может склоняться. Так, в «Грамматике осетинского языка» пишут, что, находясь впереди определяемого имени существительного в качестве определения, прилагательное само остается без изменения: изменяется все словосочетание, причем падежные окончания присоединяются к имени существительному [4: 133-134]. Сказанное подкрепляется примерами в виде сочетаний прилагательных и существительных, в которых падежные окончания присоединяются ко вторым словам: бæрзонд бæлас «высокое дерево», бæрзонд бæласæн - «высокому дереву»; бæрзонд бæласæй - «с высокого дерева» и т.д. В той же работе утверждается также мысль о том, что, «когда имя прилагательное берется без определяемого имени существительного, то оно изменяется, т.е. склоняется. Склонение имен прилагательных ничем не отличается от склонения имен существительных». Отметим, что аналогичное суждение высказано и в другой действующей осетинской грамматике [3: 355]. В указанных выше книгах утверждается, что множественное число существительных и прилагательных в осетинском языке образуется при помощи суффикса -т и что их образование сопровождается одинаковыми фонетическими изменениями в основе слов: фарс - фæрстæ - «бок - бока», бæрзонд - бæрзæндтæ - «высокий - высокие», туаг - туæгтæ - «кислый - кислые». Такие выводы авторов по данной проблеме вызывают ряд вопросов.

Во-первых, вызывает сомнение то утверждение, что синтаксическое словосочетание, состоящее из прилагательного и существительного, обладает признаком грамматической единооформленности. Такое утверждение можно подвергнуть сомнению, так как оно ставит их грамматически в один ряд с однородными членами предложения, которые, являясь синтаксически равноправными, имеют в осетинском языке общее падежное окончание, хотя чаще всего флексия присоединяется только к последнему из однородных членов (сравним: чызг æмæ лæппуйы ныййарджытæ (родители девушки и парня). В данном примере окончание -ы в слове лæппуйы (парня) относится и к первому существительному хо (сестра), т.е. в приведенном выше словосочетании (чызг æмæ лæппуйы ныййарджытæ) представлена групповая флексия (в данном случае -йы). Что же касается словосочетаний, состоящих из существительного и прилагательного, то их компоненты не являются равноправными как на лексическом, так и на синтаксическом и морфологическом уровнях. Поэтому трудно согласиться с утверждением о том, что в определенных случаях возможен переход падежного окончания и суффикса множественности существительного на предшествующее ему прилагательное.

Во-вторых, авторы указанных грамматик не рассматривают возможность существования в осетинском языке явления субстантивации прилагательных, которое проявляется при опущении в речи определяемого существительного. К примеру, рассмотрим следующее предложение: Раззæгтæ фæстæгтæм нал банхъæлмæ кастысты «Передние не подождали последних». Контекст подсказывает, что слова раззæгтæ и фæстæгтæм употреблены в значении существительных. При этом слово фæстæгтæм приняло морфологические признаки существительного - суффикс множественного числа -т  и окончание именительного падежа -æ. В этой ситуации наш пример демонстрирует еще одну разновидность субстантивации, а именно - контекстуальную (речевую). Из всего сказанного следует, что при разграничении осетинских существительных и прилагательных следует брать во внимание не только семантику слов и их морфологические показатели, но и словообразовательные особенности, а также способность подвергаться в речи субстантивации и адъективации.

История изучения причастия в осетинском языкознании начинается, как нам известно, с «Осетинской грамматики» А. Шегрена. В названной грамматике осетинские причастия представлены как «двуприродные», и это утверждение автора не формально. В § 60-62 причастия озаглавлены как «Имена отыменные и отглагольные» 9.

Автор первым из исследователей заметил знаменательное свойство причастий - заменять собой утверждение, т.е. предложение, и что «осетинские причастия часто превращаются в существительные, напр., марæг «убийца», мард «убитый, умерший, покойник» 9: 452.

Не все осетиноведы выделяли эту языковую единицу как самостоятельную категорию или же как вообще причастие. К примеру, Кочиев Бидзина осетинские причастия рассматривает под рубрикой «Мивдисæгон номдартæ» - «Глагольные существительные» 8.

Н.К. Багаев также не использует термин «причастие»: дает их под рубрикой «Именные формы глагола», а внутри этой рубрики - под заглавием «Отглагольные имена (существительные и прилагательные)» 3: 350-356. Вероятно, то обстоятельство, что все причастные формы оказываются изменяемыми, заставляет автора отказаться от такого термина, как «причастие».

Некоторые причастия в осетинском языке давно перешли в разряд имен существительных (историческая субстантивация), и часто мы их уже не рассматриваем как причастия: кæрдæг - трава, амонд - счастье, æрдхорд - друг, уасæг - петух, зад - солод, хæринаг - пища, уынд - вид, конд - внешность, хуыссæг - сон, ахуыргæнæг - учитель, нывгæнæг - художник и некоторые другие.

Слово кæрдæг (трава) мы рассматриваем без существительного как субстантивированное слово. У Абаева по этому поводу в «Историко-этимологическом словаре» читаем: «Kærdæg «трава»; Kærdægxyz «зеленый» («цвета травы») - gal ma næ faxizy axæm c'æх kærdægyl (гал ма нæ фæхизы ахæм цъæх кæрдæгыл!) «волу ли не пастись на такой зеленой траве! (Коста, 75) Лексикализованное причастие от kærdyn 'косить'; буквально «косимое»[1: 581 - 583]. И еще такое мнение к другим подобным словам: «Zad (зад) 'солод'; zadyn «чурек из солодовой муки»; пирог с солодовой начинкой»; zad æftaun 'замачивать зерно на солод', «солодить». - zad arazync qæbærxor, mænæw, c`oj æmæ nartxoræj «солод готовят из ячменя, пшеницы, ржи и кукурузы» Лексикализованное прошедшее причастие от zajun 'расти', буквально «проросший». Первоначально употреблялось, надо думать, как прилагательное: zad xor «проросшее зерно», со временем субстантивировалось; «amond 'счастье'; в диг. также сострадание, 'грех' (по значению близко к tærigæd); Аmond næ xæssy biræ «счастье не продолжается долго» (Коста, 49)... Старая форма прошедшего причастия от глагола amonyn (amonun 'показывать', в смысле «предуказанное, 'предопределенное', 'судьба'; амбивалентность значения подтверждается такими выражениями, как xærz - аmond 'добрый' и amond u fud 'дурной amond». Современная форма прошедшего причастия от amonyn характеризуется ослаблением гласного основы: ср. zond 'ум' при zonyn: zund 'знать'; см. amonyn» [1: 51 - 52]. И: «wynd (wynd(а), 'вид', 'внешность', 'облик'...mæ wyndmæ myn mа kæs, - næ bæssyn kyzgæn (мæ уындмæ мын ма кæс, - нæ бæззын чызгæн) «не смотри на мою внешность, - я не гожусь в девушки» (Коста 52):...Лексикализованное прошедшее причастие от wynyn / winyn 'видеть', q.v., как kond 'строение', 'сложение' от kænyn, kyst 'работа' от kysyn и т.п.»[1: 116].

Отметим, что вышеназванные субстантивы приобретают предметность, но могут являться и причастиями, что будет зависеть исключительно от контекста: æлгъыст заман - проклятое время, фыссæг лæппу - пишущий мальчик, нывгæнæг адæймаг - рисующий человек и т.д.

В разряд имен существительных осетинские причастия переходят в форме настоящего, прошедшего и будущего времен: дзурæг - говорящий, кувæг - молящийся, произносящий тост, кафæг - танцующий (настоящее); хæрд - еда, нозт - выпивка, куывд - тост (прошедшее); хæринаг - еда, пища, дзуринаг - то, что следует рассказать, фыцинаг - то, что следует спечь, сварить (будущее):

Н.К. Багаев считает: «Именные формы на -æг бывают в значении существительных и прилагательных. Будучи в значении имен существительных, они обозначают название действующего лица или предмета, например: фыссæг - писатель, дзурæг - говорящее лицо, бадæг - сиделка, кусæг - рабочий, кæсæг - читатель, цæрæг - житель» [3: 350].

Именные же формы на -инаг от переходных глаголов бывают:

«а) в значении имен существительных, выражающих название предметов по производимому над ними действию, например: хæринаг - кушание, æлвисинаг (шерсть), подлежащая прядению, кусинаг - предмет работы, хъусинаг - объявление, даринаг - иждивенец, кæрдинаг - то, что должно быть скошено, сжато и т.д.» [3: 350].

У него же: «Именные формы на -д, -т, -ст, -ад: а) в значении имен существительных бывают от всех глаголов (переходных и непереходных) и обозначают названия производимых действий, например: хæрд - еда, цыд - ход, цард - жизнь, житье; рæвдыд - ласка, тахт - полет, летание; тыхт - сверток; фыст - письмо, писание; хъызт - вьюга, уарзт - любовь, кафт - пляска и т.д...» [3: 350].

Заметим также, что при любом падежном изменении причастия в осетинском языке также субстантивируются: кусæг - кусæджы - кусæгæн - кусæгмæ - кусæгæй - кусæгимæ - кусæгыл - кусæгау и при приобретении суффикса множественного числа -т: дзурæг - дзурджытæ, фыссæг - фысджытæ, лæууæг - лæуджытæ и др.

Явление субстантивации причастий в осетинском языке свойственно почти большинству причастных форм глагола. Например, слова зарæг - песня / поющий, фыссæг - писатель / пишущий, хæринаг - кушанье / кушающий, уæйгæнæг - продавец / продающий, нывгæнæг - художник / рисующий, ахуыргæнæг - учитель / обучающий, кæрдæг - трава / косящий и иные могут одновременно обозначать и предметы, и признаки.

Подобные примеры в составе предложений приводятся и в статье, где затрагивается вопрос о субстантивации причастий в осетинском языке. В ней характеризуются глаголы худын, хуыфын, æхснырсын и некоторые другие, от которых образуются слова-субстантивы при помощи суффикса -æг: худæг - «смех», хуыфæг «кашель», æхснырсæг «насморк», «чихание» и иные, в которых суффикс -æг справедливо считается показателем полноценного действователя. Так, например: худæг - «тот, кто смеется», хуыфæг - «тот, кто кашляет» и т.д. [6:43-46]. Здесь же выявляются синтаксические функции субстантивированных причастий. К сказанному автором указанной выше статьи можно добавить, что приведенные в работе примеры также являются проявлением языковой и речевой субстантивации.

Суффикс будущего времени причастия -инаг рассматривается В.И. Абаевым следующим образом: «От инфинитива образуются причастия будущего времени: даринаг (от дарын + аг) «иждивенец» (тот, кого нужно содержать), хæринаг «пища» (то, что подлежит съедению), худинаг «позор» (то, что подлежит осмеянию), тауинаг «семена» (то, что подлежит высеванию) и т.п.» [2: 659].

Итак, имея конкретное представление о причастиях осетинского языка, мы можем подчеркнуть, что они образуются от всех глаголов (простых и сложных, переходных и непереходных) и что они активно субстантивируются.

Из изложенного нами выше делаем вывод о том, что прилагательное и причастие в современном осетинском языке (особенно причастие) субстантивируются в зависимости от контекста.

В целом без контекста многие осетинские прилагательные и причастия порой невозможно отнести к тому или иному классу слов.

Рецензенты:

Годизова З.И., д.фил.н., доцент кафедры русского языка ФГБОУ ВПО «Северо-Осетинский государственный университет имени К.Л. Хетагурова», г. Владикавказ;

Сенько Е.В., д.фил.н., профессор кафедры русского языка ФГБОУ ВПО «Северо-Осетинский государственный университет имени К.Л. Хетагурова», г. Владикавказ.


Библиографическая ссылка

Дзодзикова З.Б., Качмазова Е.С. О ЯВЛЕНИИ СУБСТАНТИВАЦИИ ПРИЛАГАТЕЛЬНЫХ И ПРИЧАСТИЙ В ОСЕТИНСКОМ ЯЗЫКЕ // Современные проблемы науки и образования. – 2015. – № 2-2. ;
URL: https://science-education.ru/ru/article/view?id=23183 (дата обращения: 29.03.2024).

Предлагаем вашему вниманию журналы, издающиеся в издательстве «Академия Естествознания»
(Высокий импакт-фактор РИНЦ, тематика журналов охватывает все научные направления)

«Фундаментальные исследования» список ВАК ИФ РИНЦ = 1,674