Сетевое издание
Современные проблемы науки и образования
ISSN 2070-7428
"Перечень" ВАК
ИФ РИНЦ = 1,006

ВОИНСКИЕ ЦЕННОСТИ И РЫЦАРСКИЕ ИДЕАЛЫ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ (ПО ПРОИЗВЕДЕНИЯМ БЕРТРАНА ДЕ БОРНА)

Хадикова А.Х. 1
1 ФГБОУ ВПО «Северо – Осетинский государственный университет им. К.Л.Хетагурова»
В статье на основе анализа сирвент Бертрана де Борна, с применением историко-ретроспективного подхода рассматриваются воинские традиции, ценности и идеалы рыцарства с двух изыскательских позиций: как важнейший универсальный социокультурный феномен, а также как значимая часть культурного и духовного наследия западноевропейского средневековья. Статья выполнена в рамках исторической медиевистики с применением исследовательских подходов, принятых в военно-исторической антропологии, в частности анализа культурного аспекта войны. Рыцарство и все связанные с ним социальные конструкты рассматриваются не только как факт аристократического имиджа. Культурные компоненты и ценности феномена «рыцарство» имеют более широкие полномочия: они функционировали в общесоциальном масштабе, созидая и структурируя основы морали средневекового западноевропейского социума.
культурное наследие
западноевропейское рыцарство
средневековый социум
социокультурный феномен
воинское сословие
рыцарские идеалы
моральные ценности
1. Бертран де Борн // Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов. / Под ред. М. Ваксмахера и др. М.: Художественная литература, 1974. – С. 94–102
2. Брюнель–Лобришон Ж., Дюамель–Амадо К. Повседневная жизнь во времена трубадуров ХII–ХIII вв. М.: Молодая гвардия, 2003
3. Военно-историческая антропология. Ежегодник, 2002. Предмет, задачи, перспективы развития. Отв.ред. и сост. Е.С. Сенявская. М.: РОССПЭН, 2002
4. Жизнеописания трубадуров. Сост. Мейлах М.Б.М.: Наука, 1993
5. Иванов К.А. Трубадуры, труверы и миннезингеры. М.: Ломоносов, 2014.
6. Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства М.: Прогресс, 1987
7. Мейлах М.Б. Средневековые провансальские жизнеописания и куртуазная культура трубадуров // Жизнеописания трубадуров. М., 1993. С. 507–549
8. Самарин Р.М., Михайлов А.Д. Лирика Прованса // История всемирной литературы. М., 1984. Т. 2. С. 531–539.
9. Фридман Р.А. «Кодекс» и «законы» куртуазного служения даме в любовной лирике трубадуров // Ученые записки. Рязанский государственный педагогический институт. Т. 34. Выпуск 2, М. 1966. — С. 83–85
Статья основана на опыте преподавания курса «История культуры средневековой Европы» на историческом факультете и имеет целью представить уникальный феномен средневекового рыцарства во взаимодействии разных изыскательских подходов. Во-первых, с позиций военно-исторической антропологии, недавно сформировавшейся в исторической науке [3]. С помощью смежных наук (культурологии, философии, политологии, социологии, психологии и др.) она призвана исследовать самые разные аспекты войны, в том числе и социокультурный. Второй исследовательский ракурс предопределен причиной популярности изучения рыцарства в современной медиевистике, а конкретно - его связью со всем комплексом системообразующих черт средневекового социума.

Европейское рыцарство как военное сословие возникло в VIII в. у франков и было связано с образованием конного войска вассалов, в эпоху Крестовых походов оно преобразовано в наследственную аристократию. К концу средних веков феодальное рыцарство предстало на исторической арене уже как организованное политическое сословие нетитулованной знати, которому свойственно развитое нравственное кредо, в основе которого - возвышенный идеал и этика воина.

Вне сомнений, рыцарство с его четко сформированным аристократическим имиджем соотносимо с элитой средневекового общества. Но как социальный феномен оно имело более широкие нагрузки и полномочия - рыцарская этика, связанные с ней поведенческие стереотипы и ментальные образы служили высоким примером и поведенческим образцом в том числе и для «неблагородных» сословий, являясь, таким образом, самым харизматичным эпохальным символом. В целом воинские доблести и ценности как высшее проявление рыцарского идеала, функционируя в общесоциальном контексте, воплощали самый яркий и чрезвычайно эстетизированный пласт культуры западноевропейского средневековья.

Важнейшим из неписаных правил рыцарского кодекса чести была готовность к подвигу и даже к героической смерти во имя высшей цели. В сущности, это не что иное, как родовая черта воинского сословия. В своих конкретных воплощениях подобный идеал зачастую обретал избыточный характер, особенно на заре становления рыцарского сословия. На воспитание безукоризненного мужества и прочих столь востребованных воинских качеств уходили годы физического и духовного напряжения, и не только в Западной Европе.

Отметим, что тема поведения рыцаря имеет самый широкий интерэтнический контекст и позволяет рассматривать ее на пространствах от Гибралтара до Японских островов. Хотя мы не ставим своей целью проведение евразийских параллелей, все же отметим, что даже поверхностный обзор воинских сословий в разных этнических культурах убедительно доказывает типологическую близость западного рыцарства некоторым другим социальным образованиям - сословно-классовым, кастовым, варновым группам. Это - и раджпуты Индии, и японские самураи, и монгольские «батыры», и арабские фарисы, кавказское воинство и др. Интересно, что между западноевропейскими «воинами» и их восточными и южными «коллегами» - скифами, сарматами и аланами - отчетливо проявлены не только типологические, но и генетические параллели. В первую очередь это касается общих черт поведения в бою, а также нравственных мотиваций «героики», в целом рыцарских стереотипов [6].

Действительно, особенный стиль рыцарского поведения сформировался как идеал, нравственный образец во многих этносах. Своеобразный кодекс поведения воинских сословий стал историко-этнографической реальностью разных народов, и в нем культивированы достаточно универсальные качества и характеристики: отвага, мужество, доблесть, верность, справедливость, щедрость, уважение к противнику, свободолюбие, обходительность в отношении женщин и т.п.

Разумеется, главной ипостасью рыцаря была воинская, она доминировала над всеми прочими его «амплуа», тем более что успех в светских обязанностях (добропорядочного вассала, поборника религии, защитника чести и пр.) ему обеспечивало личное преуспевание в воинском мастерстве. Для характеристики западноевропейского воинского сословия важно также, что рыцарская идеология, оправдывающая войну и соответствующие ей действия в богоугодных целях, складывалась в тесном взаимодействии с христианской церковью и даже при ее деятельном участии. В первую очередь это касается усердия отцов церкви, в частности Августина Блаженного, который сформулировал понятия войны праведной и неправедной. Война, по его учению, оправдана, если ведется за утверждение мира и безопасности, в этом Августин видел истинное предназначение и миссию христова воинства, повсеместно утверждающего заповеди Христа. Рыцарь мыслился исключительно как воин-христианин, и отнюдь не случайно провозглашение рыцаря поборником мира было одним из важнейших элементов ритуала посвящения в рыцари.

Идеал «настоящего» рыцаря охватывал все сферы повседневности, обрядово-ритуальной практики, но в наивысшей степени он воплощался в различных коллизиях войны. Несмотря ни на что, сверхидеей, основой своеобразной субкультуры рыцарского сословия была война и производные от нее духовные ценности. Разумеется, в наибольшей для исследователя достоверности эти ценности содержатся в текстах собственно средневековой эпохи.

В частности, идея войны как самоценности, а также все связанные с ней культурные конструкты отчетливо присутствуют в творчестве известного провансальского трубадура эпохи виконта Готфорского Бертрана де Борна. В его сирвентах война не только героизирована, но и романтизирована - настолько, что автор только с ней связывает пробуждение самой природы: «Ради чего весною ранней /расцветают повсюду/цветы и травы? /чтобы дать всем знать:/ пришел славный сезон войны» [4, с. 94]

Вероятно, за убеждения, подобные следующим: «Мир мне не в сладость, война мне в радость» [1, с. 95], Данте Алигьери в своей «Божественной комедии» определил место трубадура-вояки в восьмом круге ада, там, где вечные муки наряду с лицемерами и лукавыми советчиками терпят и зачинщики раздора. Как грешника, воевавшего даже с родным братом, и подстрекателя мятежа принца Генриха против собственного отца великий Данте, живший много позднее Борна, изобразил его в аду, носящим свою собственную отсеченную голову. И это несмотря на уже оговоренную нами выше концептуальную оправданность войны в средневековье.

Бертран де Борн - один из последних поэтов времени подъема поэзии трубадуров. Творчество этого, пожалуй, самого интересного персонажа и явления куртуазной литературы приходится на 1181-1199 гг. и может быть рассмотрено как весьма важный исторический источник. Анализируя сирвенты Бертрана де Борна, исследователь может реконструировать систему ценностей рыцарского менталитета, его социальный и нравственный аспекты, а также моральные приоритеты элиты развитого западноевропейского феодального общества. Вовсе не случайно литературное наследие Бертрана де Борна в силу его исторической значимости интересует практически всех.

По сути, система куртуазных ценностей, абсолютным носителем которых и являлся Борн, состояла из вполне определенных, признанных в обществе «добродетелей». В их число входили: щедрость в отношении тех, кто хорошо служит, моральные ценности в стиле поведения, самообладание, сдержанность, самоотречение [2, с. 124]. Но самая важная характеристика рыцаря - это храбрость, сочетающаяся с жаждой сражений [7]. Типичным носителем подобной рыцарской ментальности и был знаменитый средневековый певец войны Бертран де Борн. По справедливому утверждению К.А. Иванова, «он любил войну ради нее самой; никакими высшими соображениями при появлении войны он не задавался: ему было безразлично, за что и с кем воевать». [5, с. 93]. Учтем, однако, и другое, весьма ценное с точки зрения исследования самой сути поэзии трубадуров утверждение Р.А. Фридмана о том, что основным ее источником был их интерес к душевной природе человека и к психологии любви [9, с. 83-85].

Действительно, рыцарь - это в первую очередь непревзойденный воин, но он не должен быть тривиальным рубакой, он в наивысшей степени духовен. И не только в служении христианской вере сосредоточены одухотворенность и благородство рыцаря - он непременно должен быть влюблен. Известно, что идеалом любовной поэзии Борна, его «прекрасной дамой» была супруга эн Талейрана, Мазут де Монтиньяк.

С позиций исследуемой нами проблематики важно, что в куртуазной культуре в отношении рыцарского служения даме фиксируется реальность социальных связей развитого феодального общества. Многие исследователи допускают перенос социальных реалий средневекового общества на любовные отношения именно потому, что избранный рыцарь терял свободу, поступая в зависимость к своей даме [5, с. 22-23]. Это предположение более допустимо, если учесть этимологию самого слова «дама»: в окситанском языке оно звучит как «донна» (от лат. domina - «госпожа»), в общении со своей дамой рыцарь нередко использовал и другое обращение: «mindos», что значит «мой господин» [2, с. 46]. Сошлемся также на мнение о том, что идея служения даме могла сложиться под воздействием объективного усиления ее авторитета и социального веса. В ее распоряжение поступали все владения мужа на время его участия в военных предприятиях [2, с. 49]. В «Жизнеописании» Бертрана де Берна присутствует сюжет о том, что Матильда, сестра Ричарда Львиное сердце, на правах полноправной хозяйки, «ценя честь и славу и зная эн Бертрана как мужа доблестного и всеми чтимого, способного ее всячески возвеличивать, такой ему оказала почет, что был он весьма польщен и так в нее влюбился, что принялся ее восхвалять и славить» [4, с. 63].

Верный традициям своей эпохи, Борн старательно служит даме, он дает подробные описания пиров с участием Матильды: «на королевском пиру/возле нее, как велит господин / на подушке сижу» [4, с. 61.] Борн пишет также: «Вашу признав высоту/ я б гибельный сделал шаг / прибавив, что так же чту/ герцогов и королей» [4,с. 62], имея в виду, что только дама обладает абсолютным, непогрешимым авторитетом, а «герцоги и короли» никак не могут претендовать на подобную безукоризненность. Надо также заметить, что «высокая любовь», весомо представленная в творчестве Бертрана де Борна, вероятно, объясняется не только подчинением литературной норме. В средневековой лирике возлюбленная дама рыцаря наделена идеальными чертами, а это не только делает ее поэтической аллегорией женственности вообще, но и связывает с культом Мадонны [8].

В куртуазной морали априори присутствует убеждение, что любовь возвышает рыцаря, располагает его к еще большей отваге, щедрости, щепетильности в вопросах чести, к красноречию и поэтическому дару, к верности рыцарским ценностям. Предполагается, что зависимость от избранницы ни в малейшей степени не унижает достоинства рыцаря и не бесчестит его даму (как правило, замужнюю). Исследование поэзии трубадуров позволяет также вникнуть в суть престижного имиджа не только рыцаря, но и дамы. В своей сирвенте, посвященной де Монтиньяк, Бертран де Борн предельно ясно излагает свои представления по этому поводу. Прежде всего идеальная дама ценит доблесть, а не состояние: «...высшей доблести грани / в сердце зрит она, а не в сане /... / низость в складках благородной ткани / видит - и благородство в рвани» [4, с. 55]. Дама бескорыстна. Заметим между тем, что в целом на юге Франции рыцарство не столь тесно было связано с землевладением.

В другом своем произведении «Люблю, чтобы под старость отдавали...» Борн продолжает созидать образ благородной дамы, он связывает с ее именем честь замка, родовую честь: «И чтобы донну молодой считали, / достойных чтить ей подаю совет / и отстранять все подлое подале» [1, с. 97]. Напомним, что молодость в куртуазной литературе ассоциируется не только с возрастом, но и с благородными добродетелями. И, конечно, дама должна быть красива. Умение и желание заботиться о своей внешности - весомая часть ее благочестивых устремлений, и она обязана следить за тем, чтобы «тело и наряд / неряшеством не оскорбляли взгляд» [1, с. 97]. «Законами» рыцарской чести канонизированы качества, которыми должна руководствоваться любая благородная дама, выбирая достойного возлюбленного: «Мила любезность ей, благие вести,/ но также - двор, турниры, брань, война: / в ком тяга к высшей доблести сильна» [4, с. 58].

Серьезнейшим аспектом этики средневекового западноевропейского воинства являются нормы взаимоотношений рыцаря с его сеньором. Бертран де Борн в своих сирвентах нередко критиковал и тех и других, оценивая их по критериям куртуазных норм. Даже баронов он порицал за недостойные поступки. Таковыми он считал те, что лишены воинских идеалов, некоторые пороки. Факты рыцарского бесчестья звучат удивительно актуально и сейчас. В первую очередь это авантюры с результатами рыцарских турниров: «турнирных знаю рубак; / спустив именья отцов, / они слабейших бойцов / ищут, с бесстыдством деляг / построив ристаний планы» [4, с. 63]. Он осуждает своих современников и за чрезмерную тягу к роскоши в постройках - по его мнению, «зодчие» «живут, забыв простоту», что недостойно истинного носителя воинственных идеалов [4, с. 62]. Борн порицает излишнюю страсть к охоте «Кто кроме рыб и зверей, / под власть потравщиков нив / подпасть ощутит позыв?» [4, с. 62].

Как истинный ревнитель подлинных воинских идеалов, он презирает беспочвенные столкновения и прочие проявления немотивированной агрессии: «...знать не хочу о знати, / нет учтивости в них и стати,/ на уме лишь брани да рати, / смысл войны же для них в захвате» [4, с. 55]. Борн не был беден, но все же он осуждает баронов, не держащих своих обещаний, материально ущемляющих своих вассалов: «взяв на службу, молчат о плате» [4, с. 55]. Куртуазный трубадур Бертран де Борн отчаянно горюет о том, что «пропал цвет рыцарства», вместо него лишь «золотые мешки», попавшие «из грязи в князи», «щеголи-вертопрахи», «пустые и вялые» для любви [4, c. 99] .

Как идеального барона он воспринимает не только «щедрого», но того, кто проникнут идеалами рыцарства: «Лишь тот мне мил среди князей, / кто в битву ринуться готов, / чтоб пылкой доблестью своей / бодрить сердца своих бойцов / доспехами бряцая» [4, с. 94-95]. Несмотря ни на что, Бертран де Борн оказался способным проникнуться духом новой ментальности, по сути, осуждающей прежние раздоры и утверждающей новый стиль - культуру переговоров: « Я, право, не зачинщик смут, / хоть грандов побуждаю биться /» [4, с. 93]. Однако, как подлинное дитя своего времени, он продолжал романтизировать и эстетизировать войну. На самом деле необходимо признать, что война предоставляла шанс молодым и небогатым рыцарям не только повысить свой личный престиж, но и в какой-то степени подтвердить свою независимость: «Ведь вальвассоры смогут тут / и шателены) отличиться./ Для радости причины есть:/щедрее гранды и любезней,/ коль о войне заслышат весть./ И мира тем война полезней!» [4, с. 94].

Несмотря на то что образ и идеал «рыцарского поведения» достаточно условен, его проявления, аллюзии и реминисценции еще долго оставались привлекательными для людей, далеких от военного дела. Идеология рыцарства - уникальный социокультурный феномен европейского средневековья, исследование которого чрезвычайно важно не только в контексте исследований различных аспектов средневекового социума, проблем феодализма и иного, но и для понимания европейской цивилизации как таковой. Это касается и нашего времени, когда ценности ушедших эпох не только не забыты окончательно, они в какой-то мере остаются идеалом в отношениях вынужденной конкуренции, соперничества и борьбы. Собственно, в этом и заключается основная заслуга идеи и концепции «рыцарства» в современных условиях постиндустриального общества: она дает возможность исходить из соображений чести в спорте, в политических и научных противостояниях и т.д.

Рецензенты:

Хубулова С. А., д.и.н., профессор, зав. кафедрой политической истории и философии ФГБОУВПО «Северо-Осетинский государственный университет им, К.Л. Хетагурова», г. Владикавказ;

Койбаев Б.Г. , д.и.н., профессор, зав. кафедрой всеобщей истории ФГБОУВПО «Северо-Осетинский государственный университет им, К.Л. Хетагурова», г. Владикавказ.


Библиографическая ссылка

Хадикова А.Х. ВОИНСКИЕ ЦЕННОСТИ И РЫЦАРСКИЕ ИДЕАЛЫ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ (ПО ПРОИЗВЕДЕНИЯМ БЕРТРАНА ДЕ БОРНА) // Современные проблемы науки и образования. – 2015. – № 2-1. ;
URL: https://science-education.ru/ru/article/view?id=21056 (дата обращения: 29.03.2024).

Предлагаем вашему вниманию журналы, издающиеся в издательстве «Академия Естествознания»
(Высокий импакт-фактор РИНЦ, тематика журналов охватывает все научные направления)

«Фундаментальные исследования» список ВАК ИФ РИНЦ = 1,674