Анализируя причины, приведшие к восстанию в Кабарде в 1825 г., следует отметить целый их ряд. Так, переселение кабардинцев на плоскость под контроль российских властей, строительство военных укреплений на их землях, административные мероприятия А.П. Ермолова лишили кабардинских феодалов и мусульманское духовенство их прежних прав и привилегий. Данные преобразования подрывали основы существования княжеского сословия и ведущей роли духовенства в обществе, вызывало их опасение переход в руки российской администрации судебно-управленческих функций. В то же время недовольство феодалов и всего населения вызвала экспроприация царскими властями земель под строительство крепостей и дорог. В 1825 г. генерал Вельяминов передал в пользу Хоперского и Волжского казачьих полков пастбищные земли и соляные озера на рр. Этоко и Золке, которыми с 1822 г., в соответствии с «Прокламацией» Ермолова, пользовались кабардинцы. Местные власти подчиняли своему влиянию общественную жизнь кабардинцев. Отлучка без билета, подозрение в сношениях с ушедшими в горы или за Кубань, подозрение в грабежах и разбоях, даже неупотребление в известных случаях оружия - все это могло навлечь кары на кабардинцев и делало их уязвимыми [8]. Как бы ни была прогрессивна часть мероприятий А.П. Ермолова в 1822 г. в Кабарде, в целом она привела к установлению здесь порядков, которые шли вразрез с вековыми традициями и обычаями кабардинского народа.
Беглые или укрывающиеся в горах адыгские феодалы часто совершали набеги на русские поселения, захватывали людей, скот и имущество. В ответ на это российские войска по несколько раз в год вторгались в Кабарду и, в свою очередь, захватывали людей и скот в ближайших аулах, зачастую совершенно не имевших никакого отношения к нарушителям и принадлежавших преданным России владельцам. Все это создавало в Кабарде, по словам Н. А. Волконского, порядки «стеснительные и невыносимые» для значительной части населения [2]. Одной из важнейших причин, приведших к антироссийским выступлениям, были карательные экспедиции царских войск в горные районы, сопровождавшиеся уничтожением мирных жителей, аулов, вырубкой садов, отгоном скота. Таким образом, определенная часть жителей Кабарды и особенно социальная верхушка - феодалы и духовенство были в середине 20-х годов XIX в. недовольны своим положением. Летом 1822 г. адыгские феодалы обратились к А. П. Ермолову с просьбой прекратить строительство военных укреплений в Кабарде, обещая в этом случае полное подчинение. Он отказал, и в результате часть кабардинских феодалов бежала за Кубань, к западным адыгам. Именно беглые адыгские феодалы, потерявшие почти все - власть, права, привилегии, имущество, землю, большинство подвластных - стали непримиримыми противниками России в первой половине 20-х годов XIX в. Они постоянно совершали нападения на казачьи посты, разъезды и станицы по Кордонной линии, захватывали людей и скот в российских поселениях. В мае 1823 г. крупный отряд закубанцев и кабардинцев полностью уничтожил станицу Круглолесскую. При этом нападавшие захватили в плен 324 человек, убили и ранили 80, угнали 1400 голов скота и лошадей [6]. Беглые владельцы тайно проникали в Кабарду и вели здесь антироссийскую агитацию, уговаривали жителей бежать за Кубань или в горы, поднять вооруженное восстание против царизма. Эта агитация находила в Кабарде все большую поддержку у феодалов и у части простого народа. Ситуация в Кабарде стала особенно напряженной в начале весны 1825 г. Также на события в Кабарде известное влияние оказали и два внешних фактора - турецкий и чеченский. Фактическая поддержка Россией греческих повстанцев предельно обострила российско-турецкие отношения, и Порта в середине 20-х годов XIX в. усилила свое вмешательство в северокавказские дела. Турецкие эмиссары стали усиленно призывать кабардинцев к антироссийским выступлениям, доказывая, что и сама Турция скоро вступит в войну с Россией. Эти призывы активно поддерживались мусульманским духовенством и недовольными российской властью феодалами Кабарды.
Между кабардинцами и чеченцами существовали давние дружеские связи. Именно благодаря им царским властям не удалось привлечь кабардинских князей к участию в походе Булгакова в Чечню в 1807 г. По Тереку проживало много кабардинцев, бежавших с родины после подавления там антироссийских восстаний начала XIX в.[1]. Царские власти не раз ставили в вину чеченцам то, что они давали приют беглым кабардинцам. Кабардинцы, проживавшие в Чечне, принимали активное участие в антироссийских выступлениях чеченцев в 1818-1825 гг.[2]. Начавшееся в Чечне весной 1825 г. восстание ускорило антироссийское выступление недовольных кабардинцев. Следует отметить, что большинство войск с Кавказской линии летом - в начале осени 1825 г. было отвлечено на подавление народных выступлений в Чечне и на Кумыкской равнине [7]. Пользуясь малочисленностью российских войск в центре Кавказской линии, в начале сентября 1825 г. двухтысячный отряд беглых кабардинцев и закубанских адыгов во главе с князем Исмаилом Касаевым прорвался в Кабарду. Одновременно небольшие конные отряды через карачаевские земли вошли в Баксанское, Чегемское и Черекское ущелья. Большая часть кабардинских князей и дворян, недовольных ликвидацией своих прав и привилегий российскими властями, поддержали их. Им удалось увлечь за собой небольшую часть своих подвластных.
Несмотря на свое недовольство царским режимом в Кабарде, большая часть населения и ряд феодалов (во главе с Кучуком Джанхотовым) были против продолжения вооруженной борьбы с Россией, переселения за р. Кубань. Крестьяне понимали, что бегство туда не избавит их от феодальной эксплуатации, к тому же многие надеялись, что после ухода феодалов им удастся получить от властей личную свободу и землю. К. Джанхотов и его партия, будучи убежденными сторонниками России, понимали, что дальнейшая вооруженная борьба кабардинцев с Россией не только бессмысленна с точки зрения исторических перспектив, но и гибельна для кабардинского народа, которому угрожает полное физическое истребление. Эту позицию К. Джанхотова не поколебала даже гибель его сына от рук российских солдат (он был убит за отказ сдать оружие при попытке его ареста в 1825 г.). Будучи не в силах противостоять восставшим кабардинцам и их закубанским союзникам, эта «пророссийская партия» попросила защиты у российского командования [10].
Другие же феодалы стремились к переселению в горы. Первым из владельцев увел свой аул в горы (в Чегемское ущелье) князь Мурзабек Хамурзин. Вслед за ним направились с целью уйти за Кубань или в Чечню князья Магомет Адильгиреев, Хамурза Эльбаздукин, Джамбот и Джанхот Кайтукины [2]. К концу сентября - началу октября 1825 г. бежали в горы почти все жители аулов по рр. Малка и Баксан. У кавказского командования создалось впечатление, что у кабардинцев только одна цель - бежать за Кубань. Оно было уверено, что кабардинцы настолько ослаблены, что не смогут перейти к вооруженной борьбе против России. А.П. Ермолов приказывает в июле 1825 г., после разгрома чеченскими повстанцами Амир-Аджи-Юртовского укрепления, перебросить срочно два батальона Ширванского полка из Кабарды в крепость Грозную. Наместник полагал, что на Левом фланге Кавказской линии - в Чечне - российским позициям грозит более серьезная опасность, чем в Кабарде. Таким образом, освободительная борьба чеченцев и кабардинцев в 1820-е годы оказывалась тесно переплетенной: активные боевые действия чеченских повстанцев отвлекали большую часть царских войск на линии и тем самым облегчали развертывание восстания в Кабарде.
Встревоженный разраставшимся восстанием в Чечне и Северной Кумыкии и озабоченный, прежде всего, его подавлением, А.П. Ермолов не придал должного значения событиям в Кабарде. Он всерьез опасался, что чеченское восстание могло перекинуться на Дагестан [5]. Но переброска части войск из Кабарды в Чечню была ошибкой, позволившей кабардино-закубанским повстанцам перейти к наступательным действиям на Кордонной линии. Ермолов положительно относился к тому, что как можно больше непокорных феодалов бежало из Кабарды. В самом деле, внешне, особенно в начале восстания, их действия казались направленными только на организацию бегства населения с кабардинской равнины. Однако для восставших князей, дворян и духовенства это было только средством для достижения основной цели - организации вооруженной борьбы кабардинцев за восстановление независимости или хотя бы «протекторатных» отношений с Россией. Восставшие феодалы понимали, что кабардинское население, находясь на равнине, в окружении российских укреплений, не сможет оказать сопротивления царским войскам. Это было возможно только в горах или за Кубанью.
Вопреки ожиданиям кавказского командования, восставшие кабардинцы с выведенным в горы населением не стали уходить за Кубань или в Чечню. В ожидании именно этого шага немногочисленные российские войска заняли границы Кабарды, чтобы не допустить массового бегства «простого народа» за ее пределы. Неожиданно для российского командования повстанцы сами переходят в наступление. 29 сентября 1825 г. 2 тыс. повстанцев напали на станицу Солдатскую, расположенную на Малке. Охранный казачий пост из Астраханского казачьего полка заперся на почтовой станции. Не встретив никакого сопротивления, «кабардинцы рассеялись толпами по станице, грабили все, что попадалось на глаза, угоняли скот и затем зажигали дома. В течение без малого одного часа станица лишилась 8 убитых, 113 пленных, всего рогатого скота, конного табуна..., десяти домов, больницы, запасного хлебного магазина и молитвенного дома» [10].
Кавказская война была страшной трагедией для всех вовлеченных в нее сторон (и для горцев, и для русских), в которой зачастую гибли и страдали именно мирные люди. Массовое уничтожение царскими войсками горских селений на протяжении длительного времени привело к ожесточению горцев. По мнению некоторых высших представителей кавказского командования, именно подобная - набеговая - система ведения войны была наиболее эффективной и нападение кабардинцев в сентябре 1825 г. на станицу Солдатскую было одним из проявлений подобной системы войны на Северном Кавказе.
Разгром ст. Солдатской заставил кавказское командование несколько изменить свою тактику. Часть военных сил была снята с Кордонной линии и брошена на преследование восставших. Октябрь - ноябрь 1825 г. прошел в постоянных военных столкновениях между кабардинскими повстанцами и российскими войсками. Одновременно с военными действиями восставшие продолжали заниматься организацией бегства равнинных кабардинцев в горы. Причем далеко не всегда это происходило мирно и добровольно. 9 октября 1825 г. большой отряд восставших под руководством Магомета Атажукина явился к аулам владельцев Мисоста Атажукина и узденя Аликонова и потребовал выселиться в горы. Владельцы и их подвластные отказались. Магомет Атажукин не стал разорять аулы своего родственника, но сделал это с аулами на Баксане, которые также не захотели переселиться в горы и присоединиться к восставшим. К середине октября 1825 г. кавказское командование поняло, что события в Кабарде принимают все более серьезный характер и означают не просто переселение населения за Кубань или в горы, а открытое антироссийское восстание. На помощь восставшим кабардинцам стали прибывать карачаевцы, балкарцы и осетины. В октябре по просьбе руководителей восстания Бей-Булат Таймиев прислал на помощь восставшим кабардинцам 300 чеченских всадников, а позднее - еще 100. Разумеется, несколько сот чеченцев не могли серьезно повлиять на ход восстания с военной точки зрения. Помощь чеченцев, скорее, носила символический характер и имела целью привлечь к восстанию как можно больше кабардинцев, поднять их моральный дух.
Несмотря на напряженную ситуацию в Закавказье и Кумыкско-Чеченской равнине, А.П. Ермолов был вынужден перебросить в Кабарду дополнительные военные силы: два полка донских казаков, пехотный батальон в тысячу штыков из Дагестана и сводный батальон из Закавказья. В Кабарду были направлены и российские отряды, действовавшие в Закубанье. В конце ноября в Кабарду прибыл и сам Ермолов, решив подавить кабардинское восстание до начала зимней экспедиции в Чечню. Прибытие значительных российских сил изменило военную ситуацию в Кабарде. Многие колебавшиеся феодалы отказались примкнуть к восстанию. Крестьянство более решительно стало отказываться от переселения с кабардинской равнины и от участия в антироссийской вооруженной борьбе. Многие из них просили разрешения и помощи российских властей в переселении под крепость Моздок или другие места [10]. Однако А.П. Ермолов ответил им отказом. Позиция наместника по отношению к кабардинским зависимым крестьянам к осени 1825 г. значительно ужесточилась: он уже отказывался давать им свободу и землю, даже в том случае, если их владелец проявлял непокорность. Власть и сила кабардинских князей уже были сломлены, и с крепостными крестьянами уже можно было не заигрывать. Единственное исключение делалось для тех крестьян, которые были уведены своими владельцами за Кубань и уже оттуда бежали обратно в Кабарду: им давали свободу и селили возле российских крепостей [10].
К концу ноября 1825 г. российские войска заняли все выходы из ущелий и отрезали пути бегства за р. Кубань. Восставшие оказались запертыми в горах. Потерпев неудачу в боевых действиях, испытывая острый недостаток в продовольствии и опасаясь наступающих холодов, поняв невозможность и бессмысленность дальнейшего продолжения вооруженной борьбы, большая часть повстанцев через труднопроходимые горные тропы ушла в Карачай, а оттуда - в долину реки Лабы. Часть повстанцев ушла в Чечню [3]. А.П. Ермоловв 1825 г. «разрешил ингушам и осетинам ловить беглецов (т. е. кабардинцев. - С.Л.),обращать их в рабов или продавать как невольников» [11].
К концу 1825 г. восстание в Кабарде было полностью подавлено. По своему характеру оно было антиколониальным, освободительным. Организовали его и возглавили феодалы и мусульманское духовенство. Именно они вместе с мелкими узденями и свободными крестьянами составили ядро, костяк движения. Антифеодальных мотивов в восстаниях 1822 и 1825 годов в Кабарде практически не было. Антифеодальный протест проявлялся лишь в бегстве крестьян и рабов от своих владельцев под защиту российских властей или в отказе от переселения за Кубань и в горы. Но это были как раз те крестьяне, которые не участвовали в волнениях. Участников восстания объединяли антиколониальные мотивы. К. Ф. Дзамихов пишет, что с 1822 и по 1825 год в Кабарде «началось мощное антиколониальное движение», «возглавляемое феодальной знатью и мусульманским духовенством» [4]. Это утверждение, по нашему мнению, верно в отношении 1822 г., но далеко не бесспорно относительно 1823-1825 гг. В 1823-1824 г. совершались отдельные набеги закубанцев и кабардинцев на Кордонную линию по Кубани, которые вряд ли можно назвать «движением». Восстание 1825 г. также не переросло в массовое выступление, так как большая часть народа не приняла участия ни в вооруженной борьбе, ни в добровольном бегстве за Кубань. «Черный народ, - отмечал А. П. Ермолов, анализируя события 1825 г. в Кабарде, - не последовал за владельцами, какие ни предпринимали они средства, дабы удержать оной» [5]. «В 1825 г. вспыхнул страшный мятеж в Чечне, потребовавший самых энергичных действий со стороны главнокомандующего, - писал А. Лавинцев. - ...Бунт в Кабарде был не так грозен, как в Чечне. ...К счастью для нас, все эти набеги носили характер разрозненных разбоев... и не были соединены, как у чеченцев, одной общей идеей возвращения самостоятельности» [9]. Союзниками кабардинцев в антиколониальной борьбе были западные адыги. Они давали приют беглым кабардинцам и оказывали помощь в нападениях на Кордонную линию, в защите Кабарды во время набегов (экспедиций) царских войск. Особенной весомой и масштабной эта помощь стала в 20-е годы XIX в., когда сама Кабарда была крайне обессилена. Наиболее деятельное участие закубанцы приняли в событиях 1825 г. в Кабарде.
Народ Кабарды, состоящий в основном из зависимых крестьян, вовсе не был заинтересован в восстановлении в прежнем объеме феодальных прав своих владельцев. А это неизбежно произошло бы и при бегстве за Кубань, и при свержении царской власти. Для феодалов и духовенства восстановление их прежних прав, привилегий и политической самостоятельности Кабарды были нераздельны. Народные же массы, прежде всего, были заинтересованы в ослаблении феодального гнета, в максимуме - в получении личной свободы. Социальные интересы народных масс оказались выше антиколониальных мотивов. Необходимо принять во внимание и такие факторы, как истощение сил, усталость кабардинцев, которые с конца XVIII в. практически жили в условиях войны. Восстание 1825 г. не могло быть массовым еще и потому, что самих «масс» в Кабарде было очень мало. После событий 1822 г. здесь осталось всего лишь 13 611 душ мужского пола [1]. Если вычесть стариков и детей, и принять во внимание, что часть (пусть и меньшая) владельцев выступила на стороне России (а соответственно и их подвластные), то получается, что антиколониального человеческого потенциала в Кабарде в середине 20-х годов XIX в. было не очень немного. После тяжелейших людских и хозяйственных потерь, понесенных кабардинцами в результате подавления царскими войсками восстания в 1822 г., народ нуждался в восстановлении сил в относительно мирных условиях.
События первой половины 20-х годов XIX в. тяжело отразились не только на политическом, но и на социально-экономическом положении Кабарды. Массовые перемещения населения с гор на равнину, а потом - обратно, бегство части кабардинцев за Кубань, людские потери нанесли колоссальный ущерб экономике. По нашему мнению, антироссийские выступления в Кабарде в 20-х гг.XIX в. были реакцией, ответом кабардинцев на устанавливаемый здесь колониальный режим. Действия же здесь российских войск в этот период - это подавление антиколониального движения, а не завоевательный процесс. Присоединение Кабарды к России было исторически длительным, многоэтапным процессом, действительно завершившимся в середине 20-х годов XIX в.
Рецензенты:
Ибрагимов И.И., д.и.н., профессор, главный научный сотрудник отдела истории народов Северного Кавказа ИГИ РАН, г. Грозный.
Магомаев В.Х., д.и.н., профессор, заведующий отделом истории народов Северного Кавказа ИГИ РАН, г. Грозный.