Эволюция научного познания приводила к формированию различных представлений о движении и устойчивости: в рамках механистической, термодинамической, эволюционной, синергетической моделей миропонимания. Исследование любой научной и философской проблематики предполагает постижение имеющегося задела знаний соответствующих вопросов в истории человеческой мысли. Трактаты древневосточных и античных мыслителей содержат в себе ценнейшие результаты наблюдений и размышлений о том, есть ли в изменчивом на поверку мире место незыблемым основаниям бытия, может ли текучесть окружающей реальности быть объяснена посредством понятий причины, источника, направления изменений. В связи с этими раздумьями на заре истории человечества формируются варианты понимания времени, развития, каузальности, целостности, формы, закономерности, упорядоченности, гармоничности и хаотичности.
Представления об устойчивости и неразрывно связанной с ней изменчивости ясно обнаруживают себя уже в ранних космогониях. Несмотря на неоднородность сохранившегося наследия различных древних культур, в соответствующей синкретической, метафорической форме зачастую обнаруживается общность понимания процессов мироупорядочивания. Для разъяснения этих идей, во многом утраченных в их первоначальном виде, современным исследователям приходится обращаться к более поздним источникам: доксографическим фрагментам ранних натурфилософов, пифагорейцев и некоторым платоновским диалогам (например, космологическому «Тимею») в европейской традиции, трактатам «Дао дэ цзин», «Чжуан-цзы» и сборникам «Упанишад» - в традиции восточной.
Наиболее ясно раскрывают космогоническое понимание устойчивости и изменчивости представления о хаосе и космосе. Хаос обозначает собой исходное состояние мира, предшествовавшее возникновению Космоса. Таящий в себе ужас Хаос враждебен богам и людям. Рождению Космоса способствует победа в длительной и жестокой борьбе сил, несущих известный доселе людям порядок (символически воплощенных, например, в фигурах вавилонского бога Мардука, еврейского бога Яхве, египетского бога Ра) над темными силами Хаоса (персонифицированных, соответственно, в чудовище праокеана Тиамат, чудовище Рахав, драконе Апопе).
Лоно всех вещей не исчезает окончательно, превращаясь в «остаточный Хаос» [16] - хтонический мрак, царство смерти (выписанное в древнегреческой греческой космологии образами Тартара, Аида, Стикса, Леты) - и неисчерпаемый источник энергии, питающий космос. Уже по факту своей сотворенности, имея начало своего существования, мир навсегда заключает в себе нестабильность, обнаруживая стремление к окончательному пределу своего бытия. Во избежание распада вселенский порядок должен поддерживаться, «пересотворяться» (М. Элиаде) двумя возможными способами: посредством ритуала, возвращающего к первичному хаосу, регламентировано актуализирующего деструктивную стихию, явленного в космогоничных по смыслу народных праздниках [1; 19]; посредством индивидуальной героической жертвы, хождения в Хаос для высвобождения наличествующих там созидательных начал (что метафорически описывается, например, в мифах об Адонисе и Персее).
Таким образом, необходимо подчеркнуть, что априори пугающая человека, подчас необъяснимая и непредсказуемая изменчивость бытия, воплощенная древними мировоззренческими установками в понятии Хаоса, есть не абсолютное зло, не только локализация разрушительных сил, но и источник созидания. Все тенденции в бесформенном бурлящем Хаосе не расчленены и не знают покоя. Так, Великое Дао - начало всего в древнекитайской мифологии и философии, возникающее в хаосе прежде неба и земли, «находящееся в бесконечном движении не достигает предела. Не достигая предела, оно возвращается [к своему истоку]» [6]. Оно содержит начала Ян и Инь, являющиеся в своем взаимодействии причиной изменений вещей. Дао ведет человека не только в умосозерцании основ бытия, но и в практической жизнедеятельности, например, определяет политическое мастерство. Совершенномудрый правитель должен основываться на постоянстве и знании законов гармонии, что способствует самостоятельному исправлению народа, его обогащению в результате социальной самоорганизации. Соответственно, подготовка будущего политика подразумевала усвоение священных принципов организации мира. Надо отметить, что древневосточному мировоззрению свойственна принципиальная целостность мировосприятия. Здесь явственно прослеживаются ключевые идеи единства макрокосма и микрокосма, изменчивости мира, существования противоположностей друг в друге: живого и неживого, материального и идеального [9]. Мир - это не совокупность вещей, неделимая и бесконечно движущаяся реальность, движение которой обусловлено ее внутренними силами. Отсюда - не персонифицированное воплощение божественного, вне и над реальностью находящегося, а сакрализация самого принципа организации мира.
Понимание хаоса в качестве субстанционального первоначала мы встречаем у Гесиода в поэме «Теогония». При этом труды эолийского мыслителя задают две линии трактовки Хаоса в древнегреческой философии: Хаоса как пустого физического пространства, с одной стороны, и как живое и животворное, с другой стороны. Из хаоса возникают мрак и ночь, а из них - день и эфир [3]. Затем Хаос приобретает в античной философии статус принципа становления: он все развертывает [17, 62-63] и одновременно все поглощает [11, 681].
Еще один важный аспект разъяснения мирового порядка помимо его генезиса - вопрос о принципе организации или структуре устойчивого мироздания, рожденного из хаоса. Залогом устойчивости Космоса тут выступает его целостность, совершенство. Синкретизм космологического мышления, отождествляя понятия и образы, в различных культурах задает одни и те же модели Космоса в виде сферы и Мирового Яйца. Согласно греческой тео- и космогонии, сфера возникает в результате круговращения (тут не может не удивлять родство интуитивных домыслов древних греков с одной из самых распространенных теорий возникновения астрономических объектов, в частности, Земли). Здесь встречается множество перекликающихся указаний: у Ксенофана - на божество, имеющее шарообразную форму; у Демокрита - на бога, который «есть ум в шарообразном огне»; у Анаксимандра и пифагорейцев - на сферическую землю и Космос соответственно; у Гераклита - на вихри и круговращение в процессе рождения Космоса; у Эмпедокла - на однородную сферу, пребывающую в покое, образованную в период согласия всеми смешанными совершенным образом элементами мироздания; у Платона - на сферовидность головы человека, воплощающей божественное. Геометрическое видение гармонии Космоса как сферы выступало аналогом музыкального символа - октавы - законченного, замкнутого на ноте «до» круга звучаний. На востоке символ окружности явлен в древнекитайском образе Великого Предела, обнаруживающем в себе симметрию светлого и темного. Образ сферы закрепился в человеческой культуре посредством храмовой архитектуры как формы земной организации сакрального миропорядка. Католические соборы и православные церкви, вавилонские зиккураты и египетские пирамиды имеют в основаниях так называемую квадратуру круга, символически сводящей воедино противоположности и преодолевающей беспорядок, фиксирующей устойчивый сакральный смысл в хаосе профанного: «святость Храма защищена от всякой земной порчи именно потому, что архитектурный план Храма есть творение богов» [19, 44].
Еще более распространен, пожалуй, символ Мирового Яйца: подобная модель мира описана как исток Вселенной в мифах месопотамских, египетских, полинезийских, индийских, китайских, греческих, славянских [11; 4; 15; 17, 62]. Символика яйца призвана обозначить идею универсального образования формы как возникновения космического предела в беспредельном Хаосе, структуры в первоначальной стихии. В этом возникновении усматривался не только спонтанность имманентного импульса к самоорганизации порядка, но и напряженность этого момента, связанная с созидающим и одновременно разрушающим Эросом [5; 18].
Хаос (с греч. - «зев», «зияние», «разверстое пространство») - не первовещество, а «утроба» этого вещества, потенциальное вместилище конкретных объектов, из которых будет составлен мировой порядок [7]. Здесь напрашиваются ассоциации с описанным Платоном в «Тимее» первопространством, оформляющимся под воздействием активной первоидеи. Анализ месопотамской и еврейской мифологии позволяет связать Хаос с понятием бездны как мировыми водами, праокеана. Символика воды подчеркивает свойство бесформенности Хаоса, с одной стороны, и способность образовывать формы - с другой. Таким образом, вода выступает посредником между устойчивостью и изменчивостью, жизнью и смертью. Как и упомянутые символы сферы, Мирового Яйца, символ воды крайне распространен в мировой культуре. Он воплощен в образах реки Леты и Харона, в ритуале крещения, рождающего духовного человека, в библейском сюжете вселенского потопа, в церемониях ритуального омовения, представленных практически у всех народов. Семиотическое значение вод раскрывается следующим образом: «воды символизируют вселенское стечение потенциальных возможностей, fons et origo (источник и происхождение), предшествующее всем формам и всему творению. Погружение в воду означает возврат к преформальному состоянию, имеющий, с одной стороны, смысл смерти и уничтожения, а с другой - возрождения и восстановления, поскольку погружение укрепляет жизненную силу» [10].
В древних космологических сюжетах представлены законы упорядочения мира. Особый интерес в этом ключе представляет западная философская традиция, для которой характерно большее проявление рационального подхода к пониманию основ мироздания, внимание к принципам организации устойчивого миропорядка и логике выведения умозаключений о космосе - отсюда системность философских построений: «Диалектиком называли такого мудреца, который умел организовывать свое знание в связную систему и сделать для всех очевидной его логическую основу. Диалектика в этом смысле становилась важнейшим средством поисков и нахождения истины» [8]. Античная философия, вобравшая в себя натурфилософскую традицию древних космогоний, привнесла в понимание миропорядка рациональные соотношения. Обозначив мир понятием Космоса, включающим в себя смыслы гармонии, порядка, красоты, устроенного разумно, а, следовательно, разумом постигаемого, античные мыслители впервые формулируют проблему исинного, достоверного знания, закладывая основы научного мировоззрения. Порядок рождается, согласно древнегреческой космологии, с внесением предела в беспредельное: Космос образован из соединенных гармонией безграничных и ограничивающих элементов - этот принцип можно встретить еще у Филолая [17, 441].
Беспредельное, бесконечное не знает устойчивого порядка, исчислимых количественных соотношений и не подлежит умопостижению. Упорядочивающая определенность дифференцирует смешанные и слитые друг с другом элементы мироздания, проясняя их качества, выявляя противоположности и меру между ними, возрождая из них новую целостность: «при смешении этих [разновидностей] получаются некие новые роды» [14]. Соблюдение меры в образовавшемся единстве обусловливает гармонию, которая, например, рождает в болезненном теле здоровье, а в музыкальных звуках (определяя предел размерности, ритма, тонов, лада) - прекрасную музыку. Результатом поиска гармоничного предела стала пропорция «золотого сечения» [13].
Установив, что «все есть число», что найденная мера всех вещей позволяет воспроизводить космический порядок, греки придают огромное значение математике, постижение которой позволяло овладевать и другими «науками» (к числу которых относились не только астрономия и грамматика, но и музыка и этика). Здесь нелишним будет упоминание хрестоматийного примера - надписи при входе в Платоновскую Академию: «Не геометр - да не войдет». А Прокл пишет в «Платоновской теологии» о математике как способе постижения универсальной природной гармонии [17, 437]. Именно математика позволяет душе человека «отвращаться от хаотического и беспорядочного мира чувственного (становления) и приобщаться к миру вечного бытия, где царят порядок, гармония, симметрия» [2].
Как и на Востоке, в греческой традиции подвижность, изменчивость реальности объясняется имманентными факторами - самоорганизацией материи. Ф. Капра подчеркивает в этом вопросе слитность воедино, недифференцированность философии, религии и науки в древнегреческой культуре. Отсюда становятся возможными гилозоистические суждения милетцев, размышления Гераклита о вечном становлении изменяющегося мира, представления элеатов о Божественном принципе единства Вселенной. Так, у Гераклита зачастую обнаруживают отголоски зороастризма и индуизма в его учении о единстве и взаимопереходах друг в друга противоположных начал как причинах мирового движения, а также о циклическом развитии Вселенной, периодически уничтожающейся и возрождающейся [17, 218].
Изменчивость как свойство всего и вся в мироздании касается, прежде всего, четырех основных элементов, изменяющихся вверх и вниз по кругу: земля превращается в воду, вода - в воздух, воздух - в эфир и - то же - в обратном направлении [17, 204]. Обратим внимание, что все изменения в хаосе бытия происходят по траектории, образующей все ту же окружность. В пересказе Плутарха представлено видение Гераклитом циклов формирования мира: уничтожения всего огнем (экпироза) и возрождения космоса (диакосмеза) [17, 219]. Сам процесс изменений во вселенском круговороте не является устойчиво предсказуемым - это игра Вечности, которая определяется у Гераклита как «дитя, играющее, кости бросающие, то выигрывающее, то проигрывающее» [17, 180].
Созвучные с вышеизложенными космогоническими идеями мотивы обнаруживаются в учении Эмпедокла о структурных принципах организации мира, где силы, устанавливающие порядок в мироздании названы Любовью и Враждой.
Взгляды Гераклита на феномены устойчивости и изменчивости, на принципы мировой организации не только не утрачивают своей актуальности, но с развитием науки, в частности, естествознания, наращивает богатство интерпретаций. До Гераклита задачи философии и физики сводились к исследованию вещества, из которого сделан космос как единство сущего. Процессы, обращавшие доселе на себя исследовательское внимание, сводились либо к строительству мироздания и поддержания порядка в нем, либо к нарушению или укреплению равновесия в его структуре, которая в основе своей рассматривалась как статичная. Гераклит фактически опроверг существование какого-либо незыблемого сооружения, считая мир «не суммой всех вещей, а целостностью всех событий, изменений или фактов» [14].
Поиск представлений об устойчивости и изменчивости у отца западной онтологии - Парменида - относит нас к четкому различению бытия (чистой позитивности) и небытия (чистой негативности). Бытие не порождается и не уничтожается. Оно неизменно и неподвижно, иначе пришлось бы предположить существование небытия, в которое только и могло бы измениться бытие. Отрицает изменчивость как свойство подлинного бытия в своих апориях и Зенон Элейский. Беспрецедентное доверие разуму позволяет заключить, что только устойчивое, вечное, неподвижное, всегда тождественное самому себе достоверно бытийствует в отличие от чувственного мира становления. Только устойчивое, ставшее бытие есть предмет научного знания, становление же - предмет мнения (тоже в свою очередь изменчивого).
Ранние мифологические и философские идеи обусловили возникновение в философском дискурсе категорий устойчивости и изменчивости, ставшего и становления, определявшие в свою очередь характер понимания мира человеком и его ориентации в этом мире. Таким образом, метафоричность языка современной науки и представление о диалектике устойчивого и изменчивого, понимание изменчивого как нормы, а не досадного недоразумения находят свои истоки в древнейших формах миропонимания.
Рецензенты:
Максименко Л.А., д.филос.н., зав. кафедрой философии ОмГМА, г. Омск.
Зенец Н.Г., д.филос.н., доцент кафедры философии ОмГМА, г. Омск.