Мирные будни военных включали в себя целый комплекс вопросов, жизненно важными из которых для служилых людей являлись обустройство штаб-квартир, казарм, лазаретов, т.е. их бытовое и медицинское обслуживание.
Штаб-квартирой нескольких полков, дислоцированных в Дагестане была Темир-Хан-Шура. В прошлом эта одна из шамхальских деревень. В 1820 г. здесь было 160 домов, однако выгодное стратегическое положение Шуры заставило царские власти задуматься о строительстве здесь крепости. [7]
30 марта 1834 г. крепость была заселена сначала Куринским полком, чуть позже Апшеронским. Укрепление было окружено каменной стеной, сооруженной как впрочем и все строения крепости усилиями нижних чинов. Солдаты рубили лес в окрестностях Шуры, добывали камень, изготавливали саманный кирпич, выделывая его из глины, смешанной с рубленной соломой. Все эти работы были сопряжены с риском для жизни. Апшеронцы в Темир-Хан-Шуре постоянно находились под напряжением быть атакованными со стороны мюридов. Солдаты не могли отлучиться от укрепления даже на 100 шагов, т.к. горцы в окрестных лесах устраивали засады. Генерал-майор Н.А. Окольничий, оставивший воспоминания о своей службе на Кавказе, оценивает укрепление с точки зрения военной фортификации. «Положение Темир-Хан-Шуры было довольно незавидное», - пишет он, - «Она занимала незначительное пространство, обнесенное земляным валом, довольно слабой профили, и внутри которого были разбросаны саманные домишки. Из казенных строений, в ней были пороховой погреб из дикого камня, полковой лазарет, цейхгауз и две саманные казармы, вместимостью всего на две роты. Остальные здания, или, скорее, лачужки, принадлежали женатым офицерам и солдатам Апшеронского полка; даже командующий войсками в Северном и Нагорном Дагестане генерал-майор Клюки-фон-Клюгенау, вместе с семейством, помещался в плохом домишке, куда нередко проникал и ветер». [11]
Поэтому главной заботой сосредоточенных здесь войск были работы по укреплению Темир-Хан-Шуры. В то время, как основной контингент полка участвовал в боевых действиях оставшиеся в штаб-квартире батальоны занимались постройкой различного рода хозяйственных зданий.
Большое внимание уделялось военными строительству дорог. К концу 1842 г. силами апшеронцев была тщательно разработана стратегически важная дорога на Хунзах, а также дороги из Цатаныха через Унцукуль и Гимры в Темир-Хан-Шуру, на протяжении 50 верст, причем работы производились в большинстве случаев по крутым и очень трудным спускам. Кроме этого был срублен мост через Андийское Койсу, построены укрепления в Гоцатле, Ахалчахе, Цатаныхе, Унцукуле, Балаканах, Моксохе. Возведены 23 башни (в Хунзахе, Гимрах, Темир-Хан-Шуре, на Сулаке и др. местах). Во всех укреплениях построены вновь или исправлены казармы, офицерские флигеля, лазареты, пороховые погреба, складочные места для провианта и др. помещения. [2] Весь этот фронт работ выполнялся войсками в промежутках между боевыми действиями.
В 1843 г. в распоряжении Клюки-фон-Клюгенау имелось всего 11 батальонов войск. В Темир-Хан-Шуре стояло 7 рот Апшеронского полка численностью в 1044 человек, из которых 3 роты сменяя друг друга стояли в караулах, остальные 4 благоустраивали штаб-квартиры и завершали постройки новых укреплений (в Миатлы и др. местах), а также разрабатывали новые дороги между Шурой и Бурундук-кале. [2]
После первых же столкновений с войсками Шамиля в Темир-Хан-Шуру начинают стекаться повозки с больными и ранеными. Особенно их много было после сражения в Ахульго, где обе стороны потеряли несколько тысяч человек только убитыми. «В двух казармах из саманного кирпича, рассчитанных на 400 человек, впривалку лежало до тысячи солдат, доставленных с позиций. [3]
Только от малярии в день умирало около 20 человек. После открытия временного госпиталя, в октябре 1839 г. в нем лечилось 14 офицеров и 647 солдат. На такое количество больных и раненых было всего 4 врача и 4 санитара. [3]
Медицинское обслуживание военных на первых порах оставляло желать лучшего. Помимо нехватки лекарств и перевязочных материалов сами условия содержания больных и раненых были убогими. Временный госпиталь Апшеронского полка размещался в казармах и вмещал от 600 до 1000 человек, «собственно в госпитале могло поместиться только 400 человек, остальные размещались в турлучных казармах и землянках». Эти условия и породили высокую смертность в полку. По сообщению Л. Богуславского: «в 1841 году умерло 8 обер-офицеров и 540 нижних чинов, а вообще со времени перехода полка из Кубы в Шуру умерло 25 штаб- и обер-офицеров». [2]
Описывая атмосферу Шуринского госпиталя Н.А. Окольничий подчеркивает, что «теснота, духота и сырость, неизбежно там гнездившиеся были причинами значительной смертности». [11] В конце 1842 г. были ассигнованы деньги на благоустройство госпиталя и других помещений, а также укрепление оборонительных фортификационных сооружений, однако работы эти шли крайне медленно.
Пребывание воинских частей, а также строительство различных торговых и других частных сооружений оживили повседневную жизнь населения Темир-Хан-Шуры. Население было преимущественно военное, с незначительной примесью русских и армянских торговцев и подрядчиков, а также евреев-ремесленников.В качестве развлечений преобладали карты и выпивка.
Впрочем, эта картина досуга в офицерской и солдатской среде была характерна, пожалуй, для всех частей русской армии. В.И. Мочульский, сотрудник Генштаба Русской армии, пытаясь дать объяснение данному факту, пишет, что молодые офицеры «выходя из корпусов, тотчас поступают в полки и батальоны, расположенные в местах, где нет ни образованного общества, ни развлечений, ни способов к какому-либо умственному занятию. Бездействие и скука делают их склонными к порокам и разврату и посеянные искры военного образования исчезают». [10]
Вместе с тем, все вышесказанное не мешало военным выполнять свои служебные обязанности. В обязанности нижних чинов, находящихся в укреплении кроме обычной гарнизонной и полевой службы, входила починка внешней ограды укрепления, возведение казарм, доставка фуража, дров, починка старых дорог и проложение новых, конвоирование транспорта. Гарнизон обычно делился на три части: одна занимала караулы и выходила в ночные дозоры, другая занималась заготовкой дров или фуража, третья была на работах. На следующий день происходила смена деятельности.
Как писал А. Зиссерман: «В числе скучных, антипатичных служебных обязанностей были наряды: в ночные и с прикрытием отрядного табуна» [6], когда приходилось всю ночь находиться в цепи, иногда укутавшись в бурку лежать на холодной земле, в дождливую и ветреную погоду.
На всем протяжении Кавказской войны, в промежутках между боевыми действиями войска строили новые или исправляли старые казармы, офицерские флигели, лазареты, пороховые погреба, складочные места для провианта. В 1843 г. в штаб-квартире Апшеронского полка, Темир-Хан-Шуре построены два офицерских флигеля.
В Шуре войска занимались также заготовкой провианта, который отправлялся и в другие штаб-квартиры по мере необходимости. На случай предстоящей осады в Шуре находилось около 10000 четвертей провианта, большое количество военных и других запасов, а также 1028 больных [2].
Покорение края сопровождалась строительством дорог, которые в этот период имели военно-стратегическое значение. Как справедливо подчеркивает А.Г. Мансурова: «Дороги в горы ..., протяженностью 443 версты были построены силами войсковых частей и местного населения. Вдоль этих трасс возникли укрепления Ахты, Кумух, Гуниб, Карадах, Хунзах, Ботлих, Чиркей и др.» [9]
Силами военных, в большей степени, был построен почтово-торговый тракт Темир-Хан-Шура-Гуниб-Кумух, разработанный в 1859 г. и окончательно завершенный в 1871 г., обошедший казне около 20000 руб.». [9]
В 1845 г. в связи с прибытием из России нескольких полков 5-го пехотного корпуса и размещением их штабов в Темир-Хан-Шуре, часть солдат Апшеронского полка расквартировали в урочище Ишкарты.
А.Л. Зиссерман, служивший в Дагестанском полку, был направлен первоначально именно в Ишкарты под команду полковника Броневского. В своих воспоминаниях он пишет: «признаюсь, сердце у меня постукивало не совсем спокойно: самый вид Ишкарты уныло - серый, отсутствие всякой жизни и движения, молчаливо, кое-где проходящие солдаты, тишина - уже настраивали на какой-то мрачный лад». [6]
Солдаты частенько подвергались нападениям, поэтому под командой полковника Евдокимова Е.И. военные занимались рубкой леса.
Л. Богусловский в своем капитальном труде описывает укрепление Ишкарты, уточняя, что до 1860 г. штаб-квартира имела самый плачевный вид, потому, что о ней некому было позаботиться: батальоны все время находились в походе и в Ишкартах стояло только несколько рот, помещений для которых оказалось вполне достаточно.
Однако с окончанием военных действий, как продолжает автор, батальоны возвращаются в свои штаб-квартиры и «потребность в помещениях для нижних чинов и для офицеров с их семействами сделалась весьма ощутительной, - и полк с лихорадочной деятельностью приступил и различным постройкам». В скором времени было построено здание полкового клуба, лазарет, казармы увеличены, стали возводиться частные дома, а для полковых нужд был разбит сад и огород, на котором выращивалось все необходимое для питания солдат и офицеров. [2]
Местные жители были весьма недовольны изъятием их земель военным ведомством и считая себя ущемленной стороной писали жалобы высшему начальству. Очевидно, что в ответ на одну из таких жалоб Командующему войсками в Прикаспийском округе последний отправляет предписание командиру 1-й бригады 20 пехотной дивизии генерал-майору Плацбек-Кокуму от 28 мая 1848 г. № 418 о том, что « ... близ Ишкартинских укреплений должны быть водворены каранайские и ишкартинские выходцы, которых нужно обеспечить хлебопахотной землей и покосными местами». [13]
Далее Командующий войсками рекомендует распределить земли таким образом, чтобы «самые ближайшие к штаб-квартире полка ... назначить в достаточном количестве полку для огорода и под отгоны, из покосных же мест часть лучшей и удобной земли отвести выходцам для хлебопашества в таком количестве, которое было бы достаточно по числу от 150 до 200 семейств, затем из оставшейся земли предоставить полку лучшие покосы в достаточном количестве». [13]
Ответ, данный жителям Ишкартов и Караная генерал-лейтенантом кн. М.З. Аргутинским-Долгоруковым был весьма категоричен: «Объявить заведующему ишкартинскими выходцами прапорщику Али-Султану и прочим ..., что в настоящее время в окрестностях Ишкартов нет земель, принадлежащих ишкартинцам и караневцам, а эти земли принадлежат правительству русскому, и потому, если он и его люди не соглашаются водвориться теми землями, которое начальство для них назначило, то других земель получить они не могут». [13]
Впрочем, за исключением земельных притязаний, в остальном между местными жителями и военными проблем не возникало. Более того, со временем между ними установились тесные отношения к взаимной выгоде обоих сторон. Интересные картины повседневной жизни военных в укреплении Ишкарты находим у Б. Гаджиева. «Каждый четверг на площади проходил базар, на который собирались крестьяне с окрестных сел. Перед тем, как войти внутрь крепости, они сдавали часовым кинжалы и другое оружие. На одной половине площади солдатки продавали хлеб, яблоки, рыбу, капусту. Здесь же горцы сбывали свои товары - молоко, масло, сыр, мясо, шерсть, фасоль, кукурузу. Другая половина площади отводилась для прогулок». [4] Постепенно отношения стали настолько приятельскими, что горцы стали с нетерпением ждать русских праздников, когда их приглашали внутрь крепости, за накрытые столы. «Когда аракы, налитая в глиняные кувшины ходила по рукам и гости начинали пьянеть, то они уже не различали ни поросенка, ни окорока, кушали все подряд, не забывая в свою очередь, угостить солдат тем, что они с собой принесли». [4]
К окончанию военных действий некоторые солдаты и унтер-офицеры решили осесть в Ишкартах. Они стали строить дома из самана с плоскими крышами, как у местных жителей, жен брали из Темир-Хан-Шуры, где было достаточно русского населения.
Л. Богуславский - полковой историограф в заключении своего труда вновь возвращается к укреплению Ишкарты в конце 80-х гг. XIX в.: «... здесь были довольно обветшалые уже казармы, в которых помещались солдаты, и десятка четыре домиков, принадлежащих офицерам и отставным солдатам. Жизнь протекала в самом тесном кругу: общество было исключительно офицерское; штатских, или как их называют солдаты «вольных», по штату не полагалось». [2] Интересный факт, отмеченный Л. Богуславским, в этом сюжете - наличие в полку «довольно хорошей библиотеки», что говорит о том, что к 80-м гг. XIX в. военная среда становится более образованной.
К этому времени, действительно, при штаб-квартирах многих полков появляются библиотеки. «В них имелись не только специальные книги по военному искусству, комплектация которых происходила на основании типовых каталогов, составлявших в Санкт-Петербурге Военно-ученым комитетом, но и художественные произведения. Оплачивали новые поступления в библиотеки сами офицеры, у них из жалования удерживали один процент на «библиотечные нужды». [12]
В виду отсутствия в Ишкартах особого здания т.н. офицерского собрания, для этой цели приспособили лазарет. В летнее время «все ишкартинское общество проводило время в полковом саду, где ставили ротонду для танцев и других увеселений».
Даже в трудных боевых условиях, в промежутках между кровопролитными боями военные умудрялись выкроить время для приятного времяпровождения. У «кавказских балов», - как пишет современный исследователь А.Е. Савельев, - были и свои особенности, в частности, «небольшое количество участников, явный недостаток «дам», в качестве которых выступали даже маленькие девочки, гораздо более свободные нормы поведения, чем это было принято на петербургских и московских вечерах». [12]
Благодаря этому, у многих военных, служивших на Кавказе, остались приятные воспоминания о Темир-Хан-Шуре.
Как пишет А.М. Дондуков-Корсаков: «Я никогда не забуду, с каким восторгом после продолжительного похода приближались мы к таким вожделенным центрам общественной жизни; при звуке скрипок на бале во Владикавказе или Шуре мы как будто вновь вступали в цивилизованный относительно мир». [5]
Совместная боевая жизнь и мирные будни способствовали межцивилизационному влиянию, взаимопроникновению русской и дагестанской культуры. Оторванный от европейской обстановки, от дома, от близких русский офицер, по словам Е.И. Козубского, должен был «переродится, сделаться горцем, чествовать и даже исполнять те обычаи, пренебрежение которых отталкивало бы от него всадников и не допустило бы сближения с ним». [8]
Эта разность пронизывала абсолютно все сферы жизни, и особенно бросалась в области культурно-бытовой, связанной с пищевыми пристрастиями, обстановкой, этикетом и т.д.
Повседневные будни военного сословия Дагестана имели общеимперские черты, которые были связаны скорее с теорией учебного процесса (Устав, гарнизонная служба, учения и т.п.). Но вместе с тем была своя, ярко выраженная специфика, проникнутая колоритом кавказской жизни и различным цивилизационным уровнем. Главный результат этих процессов - интеграция дагестанцев в российскую военную систему. Военное сословие Дагестана, на наш взгляд, сыграло роль проводников русской и европейской культуры, сделав ее достояние широких слоев дагестанского общества.
Рецензенты:
Алиев Б.Г., д.и.н., профессор, ведущий научный сотрудник Института истории, археологии и этнографии ДНЦ РАН, г. Махачкала;
Искендеров Г.А., д.и.н., профессор, ведущий научный сотрудник Института истории, археологии и этнографии ДНЦ РАН, г. Махачкала.