Проблема многогранности человеческой сущности, взаимоотношений различных состояний Я, личностных стереотипов, ролевого поведения привлекает к себе пристальное внимание. Эти феномены раскрывают себя в идее маски, тем самым открывая путь к изучению межличностного общения и коммуникации.
Идея маски - идея, объединяющая философскую, психологическую и филологическую проблематику - гуманитарную культуру XX - начала XXI века в целом.
Актуальность исследования проблемы идеи маски в гуманитарной культуре обусловлена фундаментальными общекультурными тенденциями и значимыми историческими обстоятельствами развития современной цивилизации. В наши дни явственно ощущается необходимость при изучении человеческого Я видеть и анализировать не только устремленность к свободе, творчеству, этическим идеалам, но и обусловленное человеческой природой, историей и культурой отсутствие такой устремленности или недостаточное ее проявление.
Маски, рассматриваемые в качестве составляющих личность элементов, выступают необходимым аспектом коммуникации. Феномен маски заключает в себе два направления - «на себя» и «на других». Эта двойственность открывает сегодня новые возможности для поиска причин современного кризиса культуры и изменений в структуре человеческого Я, делает возможным рассмотрение структуры личности не столько в ракурсе психологических наук, сколько с точки зрения истории и теории культуры.
Определяя место маски в структуре личности, стоит отметить то, что «внутренняя» маска - интегральная часть личности; человек создает свой характер и становится личностью, исполняя роли. Личность - система социально значимых, взаимодействующих и неизменных свойств, отношений и действий, на ее основе строится взаимодействие с другими, установка, предпосылка и следствие коммуникации. Личность наряду с подлинным Я, заложенными представлениями себя, моделями и стереотипами поведения, системами мотивов и потребностей, подчиненных и подчиняемых, включает в себя систему масок, в дальнейшем претворяемых или не претворяемых в реальность.
Подлинное «Я» может быть определено как неотъемлемая часть личности, где «Я» характеризуется осознанием этой части себя. Этот компонент личности включает в себя набор неких поведенческих и психо-эмоциональных состояний чаще постоянного свойства. При помощи «Я» совершается приспособление целостной личности к действительности. Кроме того, «Я» позволяет эту целостность ощущать и переживать.
Маска, таким образом, определяется как культурный феномен, проявляющий себя в поверхностных, временных изменениях внутреннего или внешнего облика человека и мира, обусловленных мотивами и потребностями Я, а также коммуникативными запросами и культурными ожиданиями.
«Внешняя» и «внутренняя» маски взаимосвязаны - оба направления представляют использование человеком символизма действительности, участвуют в решении вопросов самоидентификации и коммуникации [7].
Маска как составляющая часть личности выбирается неслучайно, и предпочтительна та, которая наилучшим образом изображает, кем человек хочет быть. Специфика маски в том, что индивидуальное через антагонизм общепринятым нормам или через интерпретацию этих норм (в пределах допустимого) выражает себя и маркирует свою общность с социумом. Именно в этом двуединстве нормативного и интерпретационного кроется возможность культурной самоидентификации личности, ее адаптивности, способности к саморазвитию и т. п. Маска выступает в качестве определенной модели, типа поведения, предстает как приспособительный механизм, облегчающий адаптацию к определенной позиции или ситуации, как фактор поддержания общей системы ценностей и нравственного единства социума, катализатор развития и роста общества, аккумулятор культурного опыта и коллективной памяти.
При определении роли, ее взаимосвязи с маской - составной личности - отмечается, что роль - это прежде всего функция, действие, система поступков, соответствующий принятым нормам способ поведения в зависимости от их статуса или позиции в обществе, в системе межличностных отношений. Личность есть система масок, в дальнейшем претворяемых или не претворяемых в реальность; а желание следовать выбранному Я является исполнением роли. Маска есть представление себя иным, а роль - поведение, поступок, воспроизводство себя этим «иным». Маска обозначает реальное поведение, выражена в действии, в ролевом поведении, отношении с Другим, она экспрессивна. Личность не является некой одномерностью. Я человека способно вместить в себя все многообразие символики внешней реальности, одновременно формируя новые, иные знаки и символы, составляющие цельность внутреннего мира. Феномен маски, таким образом, оказывается непосредственно связанным с сущностными характеристиками человека.
Следуя социальным ролям, совершая ритуалы, соответствуя определенным образам и моделям поведения, человек становится драматургом своего коммуникационного поля или актером в «спектаклях» других людей.
Идея маски является результатом рефлексии на культуру. Поэтому идея маски многогранна и обладает красочным содержимым. И это содержимое касается не только сфер, охватывающих основные жизненные позиции человечества, но позиции, связанные с уходом из жизни. Так, феномен маски и его более широкий аспект - идею - можно проанализировать в культуре посмертия - некрокультуре.
В ранней истории маски несли культовое значение, имеющее в истоке культ природы, культ мертвых, культ предков и рефлексию на смерть (попытки ее понять, познать, перестать бояться).
Культ природы проявился в отражении некоторой специфики зооморфизма - маски, копирующие животных (в полном костюме, в наголовнике, в «косметическом» окрасе лица), чертах шаманизма - части птиц и животных в уборе колдунов и шаманов. Маска стала связующим элементом между человеком и миром, текстом, который позволял человеку этот мир «читать».
Феномен маски, таким образом, изначально находился в целостном единстве. Количество ролей, исполняемых человеком на этапе родоплеменного развития общества, было невелико, и стремление к осознанию своего места в мире недостаточно оформилось. Поэтому тесная взаимосвязь внешнего и внутреннего направлений феномена маски подкреплялась постепенным осознанием символизма внешней и внутренней действительности.
В 7-6 тыс. до нашей эры появился обычай надевать маску в моменты охоты [2]. Маска была призвана помочь охотнику в его задаче "перевоплощения" в хищника, благодаря маске устрашающего хищника охотник должен был выйти победителем в схватке со зверем, при этом, не разгневав духов природы. Танцы с участием масок, которые изображали тотемных животных, сопровождали тогдашние сельскохозяйственные праздники: посев, сбор урожая.
Так, палеолитический этап культур-истории стал тем этапом, на котором «внешняя маска» стала пониматься как изменение внешнего облика человека - при помощи красок, личин и т.п. Зримая сторона маски, направленная на других, подчеркивающая лучшие или скрывающая худшие качества, стала первоопределяющей. Первобытная действительность потребовала от человека больших способностей в адаптации к окружающему миру и сообществу, а внешняя маска стала тем способом, с помощью которого эта адаптация совершалась.
Маска на палеолитическом отрезке человеческой истории, участвуя в процессе познания окружающего мира, приобрела свои основные функции: знаково-коммуникативную (маска аккумулирует символику и знаки окружающего мира, участвуя в процессе анализа и передачи информации); защитно-оборонительную (маска как инструмент защиты от враждебной среды или сообщества), адаптивную (маска как атрибут обрядов инициации, осмысления связи с сообществом и атрибут индивидуализации); и главную - функцию сокрытия. Кроме них к функциям феномена маски можно отнести и функции индивидуализации, типизации, а также креативную, познавательную, коммуникативную и социальную. Все они, несомненно, являются составляющими трех основных функций феномена маски (познавательная, коммуникативная и функция типизации входят в знаково-коммуникативную, социальная - в адаптивную, креативная - в функцию сокрытия и т. п.). К тому же на каждом этапе исторического развития одна из основных функций феномена маски имела приоритет. Это связано с тем, что от эпохи к эпохе менялось отношение человека к самому себе и другим.
Отношения феномена со смертью не менее интересна, чем с жизнью. Маски использовались человеком с самого начала истории культуры в ходе погребальных ритуалов.
Так, особо значимым для человека культом, в котором прослеживается одно из первых проявлений феномена маски, стал культ мертвых. В разнообразных погребальных культах, культах смерти, культах мертвых первобытной эпохи, а также последующих эпох (древних цивилизаций, античности, ср. веков и др., вплоть до Новейшего времени [1, 2, 3, 4, 5]) появляются две основных «смертельных» формы феномена: посмертная и погребальная.
Разница между ними состоит в следующем: посмертная маска делалась с лица умершего, отчасти отражала его внешность; погребальная маска создавалась вне зависимости от портретного сходства и оставалась вместе с умершим при погребении. Т.е. посмертная маска оставалась для «новой» жизни человека, вера в которую делала смерть менее страшной. Примеры существования погребальных масок находятся в египетской культуре (маска Тутанхамона, маска царя Пепи из «картона», примерно 2 тысячелетие до н.э.), ямной культуре (3 тысячелетие до н.э. [2]), крито-микенской культуре (например, «Агамемнон», золотые пластины на лицах, примерно 2 тысячелетие до н.э. [3]), культуре ацтеков (нефритовые маски, 1 тысячелетие н.э.) и др.
Погребальная маска, как считалось, охраняла покойника от злых чар, духов, колдовства и пр. «вредных» сил. Кроме того, погребальная маска выполняла эстетическую функцию - сохранение тканей лица мумификаторам удавалось крайне редко, потому приходилось делать мертвое привлекательным внешне: маски раскрашивали, расписывали эмалью, украшали золотом, драгоценными камнями и пр. Посредством маски происходила эстетизация смерти; посредством идеи иллюзии лица (маски) мертвое «делалось» живым. Так, идея маски оказалась слитой с идеей посмертия. Также приукрашенное посмертие могло быть связано не только с придачей внешней привлекательности лицу умершего, но и с идеей внутренней привлекательности, иногда даже величия. Так, например, в Древнем Египте, состоятельная знать старалась заполучить погребальную маску (для своего ритуала погребения), обладающую чертами фараона. Власть (и ее олицетворение - фараон) была сакрализованной и тесно связанной с заупокойным культом - основным религиозным представлением египтян. Фараон был защитником живых и защитником своего народа в царстве мертвых, поэтому часть охранительных функций переносилась в погребальную маску как самого фараона, так и его окружения.
Позднее египтяне стали делать погребальные маски «эконом-класса» - с обобщенными чертами лица, на гипсе, с минимумом украшений. Маска стала просто частью культа, утеряв налет психологизма и связь с обожествляемой властью. Интересный факт - маски стали делаться и для погребаемых животных (кошек, птиц, лошадей, собак, обезьян). Египтяне считали, что умершая душа, возвращаясь, легче найдет свое тело, если узнает примерные черты лица.
Параллели с ранним бытием в египетской культуре погребальной маски мы можем увидеть и в культуре ацтеков: потрясающие по своей палитре, созданные из полудрагоценного нефрита маски правителей. Согласно обычаям ацтеков и их религиозным представлениям, правитель защищает свой народ от злых чар, духов и прочих напастей (очень похоже на функции египетского фараона). Но, в отличие от древнеегипетской культуры, маска не уходила вместе с погребенным, а оставалась с живыми: в определенные дни (в период бедствий или памятных дат) мумии царей носили по столице. Считалось, что присутствие тела охраняет народ от зла, бед и темных сил. Нефритовая маска правителя (например, из Теночтитлана) делала значительным и прекрасным лицо, тронутое тлением; заставляла зрителей поклоняться эстетике смерти.
Развитие культуры (общества, государства, личности) привело к изменению формы маски «в смерти» - маска, сделанная с лица покойного, стала использоваться в мире живых. Здесь уже прослеживается своеобразный психологизм маски - из внешнего отражения она постепенно начинает уходить вглубь Я [7]. Можно сказать, что с появлением посмертной маски появились первые психологические тренинги, на которых люди стали учиться менять себя. Дело в том, что древние греки и римляне (именно в античности погребальная маска сменилась посмертной) начали вкладывать в кусок гипса (воска, золота и т.п.) на лице покойника его личностные качества. Т.е., маска стала «одушевленной», психологизированной. Произошел вторичный возврат к жизни - от жизни к смерти и обратно.
Римляне полагали, что ношение посмертной маски живым человеком позволит приобрести некие качества характера, личности, которыми обладал умерший [3]. То есть тут и появился тренд психотренинга. Антропоморфного психотренинга. В более древних ритуалах маски (не связанные со смертью, иные) также носили для приобретения неких качеств, но это были маски животных, птиц и пр. То в античности появляется именно маска антропоморфная - и «живая» и «мертвая» - маски разнообразного культового назначения. Почему маски антропоморфизируются? Ответ очевиден. Потому что античное язычество человекоподобно. Греки и римляне настолько отделили себя от мира, что зооморфное посредничество оказалось за бортом.
Последующие эпохи (средневековье, Возрождение, Новое время [1, 4, 6] и Новейшее) продолжили эстетизацию смерти посредством феномена маски. Однако эстетизация смерти стала проявлять себя более в идее, которую нес в своей личности умерший человек: маски стали снимать не только с правителей, но и с выдающихся граждан, поэтов, писателей, философов, ученых (Генрих VIII, Брунлески, Сфорца, Данте, Шекспир, Свифт, Паскаль, Ньютон, Кант, Гегель, Ницше, Гете и др.).
Даже XX век оказался охвачен модой на создание посмертных портретов. В этой моде прослеживается та же тенденция - сохранить в материальной форме ту идею, которую олицетворял собой человек, ушедший из жизни: «Умирает плоть, а дела человеческие остаются в истории, завещаются потомкам» (Меркуров С. Д.).
Фашистская Германия увековечивала своих «героев», равно как и СССР - Гинденбург, Роммель, Гейдрих; Сталин, Киров. Известнейшим посмертным скульптором России и СССР становится Меркуров, который разрабатывает методику и технику создания посмертных масок. После него с масками работали Манизер, Рукавишников. Скульпторы выполняли государственный заказ, снимая маски, в основном, с политических лидеров Советского Союза (Брежнев, Суслов и пр.), а также с деятелей науки и искусства (Есенин, Ахматова, Блок, Павлов, Мичурин и др.).
В начале XXI века посмертная маска продолжает пользоваться спросом на рынке ритуальных услуг. Это говорит о том, что такая форма по-прежнему является интересной для идеи личности в современной культуре. Кроме того, намечается интересная тенденция - живые люди заказывают гипсовые, восковые слепки со своего лица. Объяснить подобное желание можно только попыткой сохранить себя для себя - создать своеобразную личину в пластике, которая будет хранить в себе идею собственной личности определенного периода в определенных жизненных обстоятельствах. А также отсутствием стабильности восприятия себя - маска является своеобразным моментом фиксации личности здесь и сейчас [7].
Так, за всю историю своего сосуществования со смертью маска стала одним из инструментов перехода в сверхъестественный мир, атрибутом трансформы Я, олицетворением идеи конкретной личности, ее неухода из жизни, идеей преемственности качеств и характеристик для живых людей и культуры в целом. Идея маски проявила себя как культурная доминанта, оказавшаяся способной объединить философскую, психологическую, филологическую проблематику. Гуманитарной культуре, любой ее сфере оказался равно свойственен поиск ответов на вопросы о сущности человека, свойствах Я, личностном единстве, а также присущи попытки построения проективных реальностей и миров как внешних, так и внутренних.
Рецензенты:
Герасимов Г. И., доктор философских наук, профессор, кафедра социологии, политологии и права ИППК Южного федерального университета, г. Ростов-на-Дону.
Шичанина Ю. В., доктор философских наук, профессор, кафедра философии Южно-Российского института РАНХ и ГС при президенте РФ, г. Ростов-на-Дону.